Ознакомительная версия.
Кстати, Береславский, когда поближе познакомился с художником, задал ему вопрос про эту его особенность. Мол, почему так тонко пишешь? На что художник ответил слегка неожиданно: потому что краски дорого стоили. Теперь краски ему ничего не стоят, все материалы покупает промоутер. Однако живописная манера, заложенная в первые годы работы, по всей видимости, сохранится у Вадима на всю жизнь.
Посмотрев графику, сложенную в большие портфолио с прозрачными файлами и черными подложками, Верочка полностью поправила свой душевный настрой. Здесь явно было что показывать. А работа с опытным промоутером могла и ей профессионально оказаться полезной. Она для памяти пощелкала фотоаппаратом в мобильнике – копии хорошего качества Наталья обещала переслать по электронке. Еще раз осмотрела холсты и, попрощавшись, покинула постепенно наполнявшийся кораблик.
Ефим проводил ее до пристани.
Там по-прежнему оставалось много народу – погода была отличной, первый солнечный день после недели холодных дождей.
– Как тебе удалось? – подколол один из гостей, старый дружище-доктор, тыкая пальцем в небесную лазурь. Он недавно стал большой медицинской шишкой в масштабе страны, впрочем – не добавив в характер ни грамма чиновничьей спеси.
– Договорился, – кратко объяснил профессор. Те, кто его долго знал, радостно заржали. Способность договариваться у этого персонажа была общеизвестной.
– Привет, папуль! – А это дочка пришла, Лариска. Вырвала-таки вечер из своей не по годам загруженной жизни. Из-за своего характера и энергии Лариска иногда казалась папаше тремя дочками сразу. И еще сыном в придачу.
Но грех жаловаться, все это были хорошие дети.
Лариска привела с собой бабушку, маму профессора. Несмотря на свои восемьдесят с лишним, она еще работала, каждый день честно вкалывая по шесть часов – два часа они с Ефимом договорились скостить на возраст. А по выходным приводила себя в порядок: парикмахер, маникюр, педикюр и массаж.
Мама Береславского не любила живопись вообще и всех художников в частности, за исключением разве что Оглоблина, к которому часто каталась вместе с сыном. Но ужасно любила, когда ее обожаемый сыночек оказывался в центре всеобщего восхищенного внимания. Может, в этом кроется ровно такая же любовь обожаемого сыночка?
– Давайте, Наташке помогите, – распорядился Береславский.
– Мамуле помогать – только портить, – без должного пиетета хмыкнула Лариска. Но, взяв бабулю за руку, пошла внутрь кораблика.
– Привет, Ефимчик!
– Привет, дорогая! – Это уже Иришка. Большой специалист по брендированию. А по совместительству – друг Ефима и Натальи. И, разумеется, обожатель Оглоблина. Раз, а то и два в месяц она приезжает к ним в галерею, тихонечко берет его графику и в одиночку, никому не мешая, примерно с час листает файлы.
Потом, по окончании сеанса психотерапии, так же тихо уезжает.
– А где Наташка? – спросила Ирина.
– Холсты тягает, – честно ответил профессор.
– Понятно, – не удивилась друг семьи.
– А нас в Третьяковку берут, – похвастал Береславский.
– Да ну?! – Ее радость точно была искренней. – И когда?
– Уточняем даты, – важно произнес Ефим Аркадьевич. А что такого? Почти ничего не соврал. Третьяковке понравилось? Понравилось. Дата пока неизвестна? Неизвестна. Все так Иришке и сказал.
К тому же, когда постоянно вербализируешь желаемое, оно быстрее сбывается.
– Кстати, можешь Наталье помочь, – радушно предложил он гостье. Пусть теперь кто-нибудь скажет, что профессор не заботится о жене. Да и Иришке поковыряться с картинками в обществе подруги будет приятно.
– Здравствуйте, Ефим Аркадьевич!
О, это Джама. Он уже приезжал сюда, помогал Машке таскать оборудование. Музыканты остались репетировать, а влюбленный милиционер помчался по каким-то своим делам. То, что он – влюбленный, знали уже все. Ефим же был в курсе того, что любовь его была небезответной.
– А это мои родители! И брат. – Джама представил всех троих профессору.
– Очень приятно. – Ефим и в самом деле был доволен. Похоже, капитан – основательный малый. Быстро все провернул и сейчас накрепко закрепляет. Молодец. Да и Машке уже хватит одной выступать по жизни. Здесь, в отличие от джаза, соло не приветствуется.
Кстати, Машкины родители тоже на борту. Вместе с Женюлей и близнецами. Может, что-то важное намечается?
Народу на пристани потихоньку убывало.
Значит, прибывало на корабле. Еще минут десять – всего отход задержали на целый час, с учетом московских пробок, – и можно будет отваливать.
А по ступенькам уже спускались двое важных для данного рейса товарищей.
Один – Василий Соколов. Важный для всех рейсов маленького флота.
Второй – профессорский друган и коллега, Дим Димыч Беркутов. Он тоже коммуникатор, его профессия – человеческие отношения. С профессором они меняются друзьями и знакомыми, разумеется – никогда не оценивая их в денежном эквиваленте (хотя есть и такие деятели в российском бизнесе, зарабатывающие «на подводе» к нужному человеку). Потому что оба искренне считают, что дружбу не стоит оценивать в деньгах. Хотя, несомненно, ее наличие рано или поздно приносит эти самые деньги. Точнее – сильно помогает их приносить.
Ефим поздоровался с Вась Васичем и Дим Димычем, после чего познакомил их между собой. Выстрел оказался в десятку: оба друг другу были критично нужны. Беркутову необходимо было регулярно выгуливать на свежем воздухе свой немаленький бизнес-клуб, а Соколову – столь же регулярно загружать кораблики круизами. Наконец, они были во многом схожи: от ритма звучания имен до отношения к жизни.
Но вот, наконец, причал опустел.
Зато огромный носовой отсек был полон гостей.
Многие явились прямо с работы, так что официанты сбивались с ног, подтаскивая все новые угощения. Среди них и Наргиз. В строгой форме – черный низ, белый верх, – она уже не казалась девчушкой. Хотя так же весело смеялась в ответ на любую шутку. Или успевая переброситься парой слов со своей малолетней подружкой – дочкой владельца компании, которая тоже была на судне.
Формат еды заслуживает отдельного описания. Он был таков, чтобы она умещалась во рту целиком. Это было категорическим требованием Береславского, в страшных снах неоднократно наблюдавшего, как кто-то хватает грязно-жирными руками драгоценные листы с графикой Оглоблина.
Музыканты настраивали инструменты, Дима Шевцов снова доминировал на мольбертах, а уставшая Наталья, присев наконец на белый диван, о чем-то беседовала с Иришкой.
Здесь же, мелькая в ногах приглашенных, бродили все три Васисуалия-кота: в основном белый, в основном черный и чисто рыжий. У каждого на шее аккуратный ошейничек с металлической биркой. На ней – имя и мобильный телефон Соколова. Коты ничего не выпрашивали со столов, но, казалось, фиксировали меню, чтобы потом чего-то не пропустить.
Ознакомительная версия.
