И только когда отец ушел из семьи, мать наконец начала о чем-то смутно догадываться, соображать.
Верно, Сергей был в мать. До последнего не замечал подсказок судьбы.
* * *
Лиле позвонила редактор с киностудии, Марина.
— Лиля, кошмар! У Эли начались схватки, и, кажется, там со швом что-то не в порядке… У нее ведь должно быть третье кесарево, ты в курсе?
— Да-да-да, Эля мне говорила… — перепугалась Лиля. — Бедная! Она очень переживала.
— И вот шов, что ли, расходиться стал, и крови много вытекло… Ее утром на «Скорой» увезли. Я подробностей не знаю, да и не хочу вникать, тяжко все это, — продолжила Марина нервно. — Словом, плохо дело. Чащин сейчас в больнице, ждет исхода операции.
— О господи, бедный Герман!
— Да погоди ты причитать! Словами делу не поможешь. Положение усугубляется еще тем, что Нина… Ты знаешь Нину, домработницу Чащиных? Мировая тетка, и швец, и жнец, и член их семьи практически… Так вот, эту Нину вчера вечером, когда она из магазина выходила, пытался ограбить какой-то негодяй (гореть ему в аду!) и стукнул бедняжку по голове. С ней все хорошо, жива, и прогноз благоприятный. Но у нее сотрясение мозга, она тоже лежит в больнице! Недаром же говорят, что беда не приходит одна.
— Что надо сделать? Я готова помочь! — мгновенно отозвалась Лиля.
— Отлично! Короче: езжай сейчас на Берсеневскую набережную, к Чащиным, и посиди с детьми. Глеб-то уже взрослый, но Катька еще мала. Ничего сверхъестественного — приготовить что-нибудь из еды, посмотреть, чистая ли одежда. Можно, конечно, еду на дом заказать, но у Катьки аллергия и проблемный желудок, никакого фастфуда и общепита. Так что только домашнее и диетическое, имей в виду! Там на холодильнике список запрещенных продуктов висит, все просто.
— Хорошо, сейчас еду.
— Спасибо, Лиль, — уже не деловито-взвинченно, а вполне сердечно произнесла Марина. — Тебя потом Грушевская сменит, наша костюмерша. Я ж понимаю, у тебя тоже семья… А Огнев, ну, ты его не знаешь, наш новый звукорежиссер, сейчас для Чащиных домработницу ищет, временную, пока Нина в больнице. И причем, заметь, съемки в самом разгаре, процесс нельзя останавливать, и монтаж скоро… Второй режиссер этим пока занимается, съемками. Словом, ужас и кошмар.
…Лиля написала сообщение мужу: «У Чащиных в доме форс-мажор, Эля в больнице на операции, их дети одни дома, бегу помогать. Когда вернусь, не знаю».
Когда уж выходила из дома, пришел ответ от мужа: «Беги-беги. А то я не знаю, что у Чащиных есть прислуга…» И смайлик, обозначающий улыбку.
Лиля хотела отправить еще одно сообщение — что и прислуга Чащиных тоже в больнице, но не стала. Было ощущение, что Сергей и этому не поверит. Наверное, не стоило вообще объяснять что-либо мужу, ушла и ушла. Сам-то он никак не оправдывал своего отсутствия! Который вечер пропадал, один раз и вовсе не пришел ночевать.
Лиля старалась об этом не думать. У самой рыльце в пушку. Что будет дальше, как жить — Лиля и этих мыслей старательно избегала. Она не смотрела вдаль. Каждый день — как маленький шажок вперед. Устояла? Не упала? Прожила еще один день без Евгения? Уже хорошо.
В доме у Чащиных царил настоящий тарарам. И его устроили не дети, а бесконечные визитеры, коллеги известного режиссера — приходили, взволнованные известием об Эле, желая поддержать Чащина, не находили дома хозяина, зато активно общались, беседовали между собой, ели-пили — то, что нашли в холодильнике… Глеб, мальчик вполне самостоятельный и бойкий, пытался изображать гостеприимного главу семьи — выходил к визитерам, угощал, слушал… Катя болталась у всех под ногами, точно неприкаянная, в грязном платье, с чупа-чупсом во рту.
Кстати, все сладкое, и чупа-чупс в первую очередь, было запрещено девочке.
Лиля гостей разогнала. Вернее, не разогнала, а загрузила просьбами по хозяйству. Хотите посочувствовать, помочь? Ну так сбегайте в ближайший магазин, купите то-то и то-то. Уроки у Глеба проверьте. С Катей поиграйте!
Толпа сочувствующих постепенно рассосалась.
Лиля закинула грязную детскую одежду в стирку, пропылесосила в детской, потом кто-то из серьезно настроенных волонтеров принес продуктов в дом… Лиля и обед приготовила, диетичный и полезный.
Дома она редко занималась подобными вещами, поскольку Раиса Петровна почти не подпускала невестку к ведению домашнего хозяйства. И так странно было Лиле хлопотать — но не для своей семьи…
В седьмом часу вечера появилась Грушевская — немолодая, энергичная, полная дама. Одобрила все действия Лили:
— Ой, девочка моя, какая же ты молодец… Ну все, беги, я знаю, тебя дома ждут!
— Что там с Элей, еще неизвестно?
— Операция прошла успешно, тьфу-тьфу-тьфу, и мама в порядке, и малыш здоровенький… Девочка.
— Девочка?! — Лиля едва не разрыдалась.
Когда Лиля выходила из дома режиссера, смахивая со щек слезы, счастливо улыбаясь («Ох, какое счастье, что с Элей все обошлось!»), то столкнулась с помощником Чащина, молодым долговязым парнем:
— Лилия… ой, забыл, как по отчеству!
— Можно просто Лилия, — благосклонно ответила она. «Как же хорошо все то, что хорошо заканчивается…»
— Короче, я зашиваюсь, — затараторил помощник. — Сейчас еду к Нине, с лекарствами, а мне надо еще кой-какой документ Герману Анатольевичу передать. Я его на месте не застал, он из больницы уже уехал, когда стало известно, что с его супругой все хорошо. Прям не знаю… Мотаюсь целый день по Москве. А у меня самого младенец грудной, жена дома сидит, с простудой…
— Давай свои документы, — вздохнула Лиля. — Куда ехать?
— Ой, спасибо… На киностудию! — уже убегая, бросил через плечо парень. — Там, в том павильоне, где наш фильм снимают…
Лиля находилась в эйфории после известия о том, что «нежная мадонна Эля и ее малышка в порядке», и поэтому без раздумий поехала на другой конец города.
Проходная на киностудии. Дорога до павильона была ярко освещена фонарями. И ветви деревьев выделяются резко на фоне вечернего, сизого, в белых облаках, неба… Тихо, словно в лесу. И холодно. Казалось, что из белых облаков вот-вот посыплется снег.
Дрожа от холода, Лиля почти бежала.
Ворвалась в павильон.
— Чащин где? — спросила она рабочего, несущего на плече моток проводов.
— У себя в кабинете…
В павильоне было чуть теплее, чем на улице. Откуда-то издалека, из глубин, гулко и неразборчиво звучала музыка. На съемочную площадку Лиля заглядывать не стала. Пробежала по коридору с выкрашенными в зеленый цвет стенами… И, забыв постучаться, потянула на себя дверь с надписью «Режиссер».
Молодая женщина все еще в эйфории находилась, из груди рвались слова поздравлений.
