— Нет! — прошептала она, когда он стал целовать ее шею, нежно покусывая чувствительную кожу.
— Да! — прохрипел он, как изголодавшееся животное.
Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Не отвечать на его поцелуи. Не отвечать на прикосновения кончиков его пальцев к ее упругой груди. Прикосновения к соскам рождали странную томительную боль. Эта боль распространялась от тех мест, где он прикасался к ней, ласкал ее, и сосредотачивалась в самом заветном ее месте.
Джессамин подвинулась, сжимая колени, и услышала, как он тихо засмеялся в темноте:
— Это не поможет, дорогая. Я все равно скоро доберусь туда.
Она не знала, о чем он говорит, и не хотела знать. Кончики его пальцев ласкали ее грудь кругообразными движениями. Она задыхалась. Она не могла ничего сделать с его губами, которые нежно касались ее ключиц, а потом стали спускаться ниже по ее телу. С его сильными ногами, которые она чувствовала под собой. С тем, что на ней нет больше толстых юбок. Она была как голая — между ними только два слоя одежды, и она ощущала жар его тела, его силу, его…
Она попыталась оттолкнуть его, но поняла, что он страшно возбужден и просто не сможет отпустить ее. Ему удалось каким-то образом расстегнуть маленькие перламутровые пуговички, и белье уже спустилось с ее плеч. И дальше ему было легко освободить ее грудь. Было легко поднять ей голову и поцеловать ее.
Джессамин вскрикнула, но в его ласках было столько силы, что она не могла освободиться. Глэншил откинул ее на согнутую руку, теперь все ее тело было распростерто перед ним. Она проваливалась в чарующую грешную бездну, его горячий язык ласкал ее грудь, охватывая сосок глубокими, сильными движениями, и ей захотелось закричать от охватившей ее страсти.
Вот, оказывается, о чем предупреждала ее Марилла! Джессамин казалось, что она летит куда-то вниз, в какое-то странное пространство, где правили лишь грех и желание, где не было ничего, кроме безумного наслаждения от его языка, скользящего по ее груди. Конечно, это колдовство было гораздо опаснее ее карт. Оно было так могущественно, что пугало ее. Она чувствовала, что самообладание ее покидает. Вместе с ее талантом, единственной защитой в этом жестоком мире.
— Прекратите, — шептала она. — Пожалуйста!.. Я не хочу потерять мой дар.
— Первый раз слышу, чтобы это так называли, — пробормотал Алистэйр. Его рука скользнула между ее бедрами.
Джессамин могла только стонать, больше ничего. Он продолжал целовать ее грудь. Ее охватил жар, и колдовское наслаждение разлилось в ней, когда она почувствовала его пальцы в самом укромном месте своего тела.
Джессамин хотела сказать ему, чтобы он остановился, но это было бы неискренне. Она уже не желала останавливать его. Марилла предупреждала ее, и теперь она поняла почему. Она готова была отказаться от всего ради того наслаждения, которое он давал ей, ради его опытных пальцев, скользящих вдоль этих непристойных панталон, его изголодавшихся поцелуев, ради его сильной руки, поддерживающей ее спину.
Джессамин хотела, желала от него большего, и сама не знала, чего именно. Она выпрямилась и хотела было оттолкнуть его, но ее рука зарылась в его густые волосы, она ласкала его шелковистые локоны, закрывая глаза от наслаждения. А он…
Экипаж подпрыгнул на пригорке, и их отбросило куда-то вниз. Никогда еще Джессамин не была так благодарна судьбе. И ничего, что она на полу повозки, в объятиях Алистэйра. Важнее, что его губы заняты сейчас проклятиями, а не поцелуями. Джессамин пришла в себя, оттолкнула его и вскарабкалась на свое сиденье, поправляя рубашку на груди. Джессамин все еще горела от его ласк. Грудь ныла, между ног у нее все пылало огнем, но она подобрала их под себя.
— Не приближайтесь больше ко мне, — свирепо предупредила она.
— Я не могу находиться слишком далеко от тебя в этом экипаже, — сухо заметил Алистэйр. По его голосу было заметно, что произошедшее ничуть не охладило его пыла. Бешенству и стыду Джессамин не было предела.
— Просто оставьте меня в покое.
— Если бы это было так просто!..
Она почувствовала, что он снова наклонился над ней, и в панике толкнула его. Он властно остановил ее, схватив за руки.
— Вы с ума сошли! — прошипела Джессамин.
— Я? — Он был совершенно искренне возмущен. — Нам осталось ехать всего несколько часов, учитывая даже энтузиазм Никодемуса. Советую вам положить голову мне на плечо и немного поспать.
Наглость Глэншила не знала предела. На секунду она лишилась дара речи. Но только на секунду.
— А я советую вам…
Он притянул ее за плечо, и она замолчала. Сопротивляться было бессмысленно — она и не подозревала, что такой изящный мужчина может оказаться таким сильным.
— Ты еще не устала? — спокойно спросил он, словно не замечая ее попыток вырваться.
Бесполезно! После того как волна возмущения и злости схлынула, Джессамин смирилась с тем, что ей остается просто сидеть спокойно.
— Вот и умница, — прошептал он ей на ухо. — Спи, свирепая моя. У нас впереди еще длинная ночь, тебе надо отдохнуть.
Он был прав, она безумно устала.
— Я ненавижу вас, — пробормотала она, подчиняясь ему, покорно лежа в его объятиях.
— Знаю, золотко, — сказал Глэншил. — К утру у тебя будет еще больше оснований для этого.
— С утра вы будете в Ньюгейтской тюрьме. — Она хотела произнести это с угрозой, но не удержалась от зевка, и это, конечно, ослабило эффект.
«Ну и ну», — подумала Джессамин. Она не могла подвинуться ближе к нему, не могла расслабиться в плену его рук, не могла довериться ему. Он похитил ее, она ненавидела его, она…
Она спала.
Ночь необычайно подходила для грабежа. Алистэйр запрокинул голову, вглядываясь в чистое темное небо, и вдохнул свежий осенний воздух. Грозные тучи уже рассеялись, тоненький месяц исчез за горизонтом. Сквозь черный бархат неба просвечивали серебряные звезды.
«Как гроздь крошечных сверкающих бриллиантов», — подумал Алистэйр. Какая досада, что у тех, кого он грабит, такой отвратительный вкус.
— Где мы? — спросила Джессамин.
Он повернулся и посмотрел на нее. Никодемус высадил их из экипажа около извозчичьего двора, примыкающего к Керзон-стрит. Было тихо, и если кто-нибудь из ночных сторожей и бодрствовал, то, во всяком случае, их не было видно.
Джессамин выглядела прелестно. Мужская одежда шла ей — было даже что-то возбуждающее в том, как панталоны сидели на ее длинных ногах, как ее грудь приподнимала рубашку. Но Алистэйра она возбуждала независимо от того, что было на ней надето.
— В Лондоне, — произнес он.
— Понятно.
Казалось, Джессамин совсем не волновало, куда он ее привез. Мужественная девочка! Учитывая то, что ей пришлось пережить, она выглядела почти спокойной. На самом деле Джессамин похитили, почти совратили, ей угрожали, в нее даже стреляли. И у нее все же еще хватало храбрости, чтобы сердиться.
