Ознакомительная версия.
…Кто такой этот всесильный и оборотистый Олег Павлович, принимавший его по первому разряду и воздвигший в номере в сельской гостинице дубовые шкафы в стиле модерн? Что за таинственное убийство произошло в этом уютном и странном мире? Что за люди живут за толстыми глухими стенами?..
…Пожалуй, расследование обещает быть интересным, хотя задача и кажется чрезвычайно простой. Поначалу профессор сомневался, стоит ли соглашаться – он не любил примитивных загадок! – а сейчас радовался, что согласился. Курс лекций, которые он читал студентам, начинался со второго семестра, и осенью, как правило, ему особенно нечем было заняться.
Какое-то движение внизу на лужайке привлекло внимание Субботина, но видно было плохо. Он выключил свет – комната как будто ухнула в непривычную, немосковскую темноту – и снова посмотрел вниз.
Этой стороной особняк был обращён в парк, и в темноте казалось, что парк огромен и запущен, как лес. Белый плотный туман, подпёртый снизу светом из окон, лежал над травой пластами. Не было видно ни дорожек, ни тропинок. Илья почти прижимался носом к холодному стеклу, и дыхание то расползалось у него перед глазами, то медленно таяло, и он снова начинал видеть. Тёмный силуэт, темнее деревьев, неторопливо двигался к дому, возникая и вновь проваливаясь, как в чернила. Илья вдруг подумал, что сейчас человек поднимет голову и увидит его, и почему-то от этой мысли ему стало не по себе.
– Чепуха, – пробормотал профессор Субботин, которому было не по себе. – Нонсенс! У вас же свет не горит, юноша. Снаружи ничего не может быть видно!..
Человек внизу некоторое время стоял неподвижно, словно поджидая кого-то. Илья прислушивался, но ничего не было слышно. Очень осторожно он повернул щеколду – в номере люкс «Николай Романов» на рамах были щеколды, – и, сильно и коротко дёрнув, приоткрыл окно.
Сразу зашумели листья, как будто листопад вошёл в комнату, потянуло сырым ветром и грибами.
– Ты где? – донеслось снизу. – Я тебя жду!
Человек ещё постоял немного, словно прислушиваясь, а потом побрёл обратно и вскоре исчез, растворился в тумане.
Илья перевёл дыхание.
Ничего не могло быть ни странного, ни подозрительного в том, что вечером по парку гуляет мужчина. Мало ли людей любит гулять по вечерам в парках!.. Но почему-то Илье этот человек под деревьями, явно ждавший и не дождавшийся кого-то, показался до крайности подозрительным.
Он зажёг свет и, поворачивая рюкзак туда-сюда, нащупал карман и достал записную книжку и ручку. Илья любил современные технологии, охотно ими пользовался, но действительно важное привык доверять бумаге. Он с удовольствием уселся за письменный стол – всё самое лучшее и самое интересное в его жизни происходило именно за письменным столом, – зажёг лампу и написал на желтоватой упругой странице: «Олег Павлович. Убитая Лилия Петровна и её дочь. Машина и водитель. Человек возле магазина. Повариха Клавдия. Шарф в кармане у задержанного».
Немного подумал и решил, что лучше не дописать, чем написать лишнее, перевернул страницу и нарисовал с обратной стороны огромный вопросительный знак.
«Народный промысел» оказался закрыт на замок, да ещё заложен поперечной перекладиной – кривовато. Впрочем, на такую удачу, как открытый в девять утра сельский магазин, Илья не особенно рассчитывал.
«Промысел» располагался в отдельном домишке, ни слева, ни справа не было ни домов, ни заборов, только яблони с пожухлыми, скрученными, побитыми первыми морозами листьями и почти облетевшие клёны. Магазин был справный, как будто подновлённый, как и дома на главной улице этого необыкновенного села, выкрашенный весёлой жёлтой краской, и казалось, что на него откуда-то светит солнце, хотя день начинался серый, маетный. В окнах его были выставлены манекены – серые, обрубленные сверху и снизу торсы. К торсам пришпилены кружевные воротники, манжеты, манишки, а в соседнем окне манекен был наряжен в вязанную крючком жилетку. Жилетка странно смотрелась на сером подобии человеческого тела, и хотелось её запахнуть. Приблизившись к окну вплотную и приставив козырьком ладони, Илья попытался рассмотреть, что там, внутри, и ничего не рассмотрел. С той стороны были задёрнуты шторы.
Он обошёл «Народный промысел» кругом, изучил все окна и зачем-то подёргал перекладину. Вот и лавочка, на которой, как рассказал словоохотливый водитель, незадолго до убийства дремал какой-то человек, и это совершенно точно был не Петрович, потому что Петрович в это время поднимался от пристани вверх.
…Почему оборотистый и ловкий до невозможности директор Дома творчества, как отзывался о нём дедок из электрички, так уверен, что Петрович не виноват? Почему это вообще пришло ему в голову? Почему по селу Сокольничьему ходят такие слухи? И что это за слухи – самые обыкновенные, ни на чём не основанные, как большинство слухов, или всё же кто-то что-то видел, запомнил, сопоставил?
Илья уселся на скамейку, глубоко засунул руки в карманы, закрыл глаза и прислушался к себе и окружающему миру.
В себе слушать было нечего – профессор Субботин сердито помалкивал. Во-первых, он терпеть не мог рано вставать, во-вторых, никогда не делал выводов, не располагая сколько-нибудь достоверными фактами, а фактов покамест не было никаких.
Окружающий мир поначалу не давал о себе знать – просто тишина, какой никогда не бывает в больших городах, – но постепенно стал проявляться. Вот отдалённо прогрохотала по брусчатке тяжёлая машина, и снова стало тихо. Хлопнула какая-то дверь, тоже неблизко. Из-под горушки, куда сваливалась шоссейная дорога, зазвучали голоса, но что они говорили – не разобрать. Видимо, там как раз пристань. Вдруг где-то электрическим звоном зашёлся звонок, и Илья подумал, что, должно быть, в местной школе кончился первый урок. Зашуршало совсем близко, пришлось открыть глаза. По опавшим листьям неторопливо бежала чёрная кудлатая собачонка, она остановилась, когда он пошевелился.
– Ты чья? – спросил Илья.
Собачонка повела ухом и отправилась по своим делам, вновь зашуршали листья.
Он поднялся и пошёл к перекрёстку.
Что-то хорошее ожидало его, и эта мысль о хорошем была очень определённой, но он никак не мог вспомнить. Вспомнилось только, когда он повернул за угол и увидел двухэтажный купеческий особняк – свой нынешний дом. Ну конечно!.. Завтрак!.. Хвалёная повариха Клавдия на самом деле оказалась какой-то волшебницей. Ужин он съел до крошечки, удивляясь, что такой талант пропадает в селе Сокольничьем. Впрочем, может, и не пропадает вовсе, а, наоборот, процветает?
Во всём этом ещё предстоит разобраться.
В приятных мыслях о завтраке и таланте Илья обошёл лужу – в кедах ноги совсем замёрзли, а другой обуви он почему-то не захватил, – и пройти ему оставалось всего ничего, когда из-за поворота прямо на него вылетела машина. Он не заметил её, потому что приближалась она стремительно и бесшумно, и она убила бы его, если б в последний момент, заметив её боковым зрением, он не отшатнулся назад. Падая, он, как в замедленном кино, увидел длинный-длинный полированный бок, хромированные диски колёс и ещё что-то огромное, блестящее, железное, промчавшееся в десяти сантиметрах от его головы.
Ознакомительная версия.
