– Да, сэр.
– Даже дал ему отдельный, дополнительный набор по спецзаказу.
– По спецзаказу?
– Праздничный подарок. Бесплатно. Никаких денег. Надо бы ему иск вчинить. Да, надо бы в суд подать на этого ублюдка и стукача за мое потерянное время и за моральный ущерб. Спрошу адвоката, как это провернуть.
– Можете посоветоваться с адвокатом, мистер Гант, но, боюсь, трудно будет подать в суд на мистера Лоренса ввиду того, что он мертв.
– Как это он мертв?
– Очевидно, дурь по спецзаказу не пошла ему на пользу. – Как по волшебству, неуверенная в себе Пибоди превратилась в беспощадного копа, холодного и твердого как каменная стена. – Он мертв, и с собой он унес ни в чем не повинного прохожего.
– Эй, что все это значит?
– Для меня – да, кстати, я из убойного отдела, а не из отдела наркотиков – это значит, что вы, Мартин Гант, арестованы за убийство Макса Лоренса и Лео Джейкобса. За операции с запрещенными химическими веществами, за владение и управление развлекательным заведением, распространяющим запрещенные химические вещества.
Она повернулась, когда Ева открыла дверь.
– Ну, как вы тут, детектив? Все готово? – добродушно и весело спросила Ева. – А у меня тут для вас как раз два симпатичных офицера. Они готовы эскортировать нашего гостя в камеру предварительного заключения. Ах да, ваш адвокат, кажется, заблудился в наших коридорах. Но мы позаботимся, чтобы он вас нашел.
– Я с вас погоны сниму.
Ева взяла его под одну руку, Пибоди под другую, вместе они дружно подняли его на ноги.
– Не в этой жизни, – сказала Ева, передавая Зиро вошедшим полицейским, и проводила его взглядом, пока его выволакивали за дверь. – Отличная работа, детектив.
– Я думаю, мне просто повезло. Здорово повезло. И мне кажется, он кого-то подмазывает в отделе наркотиков.
– Да, придется мне, пожалуй, потолковать об этом с Пирсом, – кивнула Ева. – Пошли писать отчет.
– Нам не взять его за умышленное убийство. Ты сама так сказала.
– Нет, не взять. – Ева сокрушенно покачала головой. – Ну, может, неумышленное второй степени. Может быть. Но это не главное. Главное, он свое отсидит. Он свое отсидит, и лицензию у него отнимут. Штрафы и судебные издержки дорого ему обойдутся. Он заплатит. Это лучшее, что у нас есть.
– Это лучшее, что у них есть, – поправила ее Пибоди. – У Тюфяка и Джейкобса.
Они подошли к помещению убойного отдела, кратко именуемому «загоном», в ту самую минуту, как офицер Трой Трухарт из него вышел. Это был высокий, красивый, прекрасно сложенный юноша. Свежий как персик, еще осененный легким пушком.
– О, лейтенант, тут вас какая-то дама дожидается.
– По какому поводу?
– Она сказала, что это личное дело. – Он огляделся по сторонам и нахмурился. – Я ее не вижу. Но я не думаю, что она ушла. Всего несколько минут назад я принес ей кофе.
– Имя?
– Ломбард. Миссис Ломбард.
– Ну, если найдешь ее, дай мне знать.
– Даллас, не возражаешь, я напишу отчет? – спросила Пибоди. – Хочется пройти все с самого начала, осмыслить.
– Я тебе об этом напомню, когда дело пойдет в суд.
Ева пересекла «загон» и вошла в свой кабинет.
Это была крохотная комнатка, где едва хватало места для письменного стола с креслом и стула для посетителей. Окно в ее кабинете было величиной с почтовую марку. Бо́льшую часть пространства в этом тесном помещении занимала незнакомая женщина.
Она сидела на стуле для посетителей, потягивая кофе из бумажного стаканчика. У нее были светлые, чуть рыжеватые волосы, собранные на макушке и спускавшиеся оттуда каскадом кудряшек, очень белая кожа с румянцем на щеках и розовыми губами, а глаза – зеленые, как трава.
За пятьдесят, прикинула Ева, автоматически составляя словесный портрет. Крупное, ширококостное тело в зеленом платье с черным воротником и черными манжетами. Черные туфли на каблуках и огромная черная сумка, аккуратно поставленная на пол у ее ног.
Когда Ева вошла, посетительница радостно взвизгнула, чуть не расплескав кофе, и торопливо отставила стаканчик в сторону.
– Ну, вот и ты!
Она вскочила, ее лицо еще больше разрумянилось, глаза заблестели. Голос у нее был слегка гнусавый, и от этого голоса у Евы почему-то заломило зубы.
– Миссис Ломбард? Посторонним не разрешается заходить в служебные помещения.
– Я просто хотела посмотреть, где ты работаешь. Ой, милая, ну дай же на тебя взглянуть!
Она бросилась вперед и, если бы не Евины отличные рефлексы, уже заключила бы ее в объятия.
– Минуточку. Кто вы такая? Что вам нужно?
Зеленые глаза округлились и наполнились слезами.
– Как, милая, разве ты меня не узнаешь? Я твоя мама!
Ледяной холод сковал ее горло. Ева никак не могла вздохнуть сквозь этот лед. Теперь руки женщины обвились вокруг нее, Ева была не в силах их остановить. Ее душили эти руки, душил назойливый запах роз. И слезливый голос – Техас, техасская гнусавость! – стучал у нее в голове отбойным молотком.
Сквозь этот стук пробился сигнал настольного телефона. Из «загона» до нее доносился гомон голосов. Она не закрыла дверь. Боже, дверь была открыта, и любой мог…
А потом в голове у Евы зажужжал целый рой шершней. Они жалили ее, холод сменился удушающим жаром. Она по-прежнему не могла вздохнуть, перед глазами клубился серый туман.
Нет, ты не моя мама. Нет. Нет. Нет.
Неужели это ее голос? Такой тоненький детский голосок. Она произнесла эти слова или они просто звучат у нее в голове?
Ева шевельнулась – ей все-таки удалось шевельнуться – и оттолкнула мягкие, пухлые руки, обвивавшиеся вокруг нее.
– Пустите меня. Пустите!
Она попятилась на несколько шагов и едва не бросилась наутек.
– Я вас не знаю. – Ева вглядывалась в лицо женщины, но больше не различала черт. Они расплывались, она видела только смутное цветное пятно. – Я вас не знаю.
– Ева, милая, я же Труди! Ой, ну ты на меня посмотри! Ревмя реву и удержаться не могу. – Женщина всхлипнула, вытащила большой розовый носовой платок и промокнула глаза. – Какая же я старая и глупая! Я думала, ты меня сразу узнаешь, с первого взгляда как я тебя узнала. Конечно, уже двадцать лет прошло, между нами, девочками, говоря. – Она улыбнулась Еве дрожащей слезливой улыбкой. – Я, наверно, страшно постарела.
– Я вас не знаю, – упрямо повторила Ева. – Вы не моя мать.
Ресницы Труди затрепетали. Что-то пряталось за ними, что-то крылось в этих глазах, но Ева никак не могла это уловить.
– Сладенькая моя, неужели ты и вправду не помнишь? Не помнишь, как жила со мной и с Бобби в нашем чудном маленьком домике в Саммервиле, севернее Люфкина?
Какой-то глухой звоночек прозвенел в голове у Евы где-то далеко-далеко, на самом краю сознания. Но при первой же попытке пробудить воспоминание Еве стало дурно.
