Отдел был гордостью Оуэна Гарднера; он вложил в него все свое дарование художника. Людям, плохо знавшим Гарднера, это могло показаться странным; он имел вид туповатого маленького обывателя, которому более пристало интересоваться гольфом по воскресеньям и ежедневными сообщениями о дешевых распродажах, чем соблазнами мира высокой моды. Но я никогда не забуду, как застала его однажды врасплох: он нежно поглаживал своими пухлыми ручками отрез китайской парчи. В ту минуту он не был нервным коротышкой, все помыслы которого направлены на повышение доходности своего отдела; я поняла тогда: он сумел сделать четвертый этаж образцовым только потому, что любил роскошь и красоту со страстью, доступной не каждой женщине.
Мисс Бэбкок, товаровед отдела высокой моды, кивком головы указала на кабинет своего начальника.
— Его высочество проводит совещание, но вы можете войти. Он беседует с манекенщицей.
Сегодня мисс Бэбкок явно не везло. Но ей вообще редко улыбалась удача, так что она не унывала.
Когда я приблизилась к двери кабинета Оуэна, из-за нее доносился тихий, неразличимый рокот голосов, прервавшийся при моем стуке в дверь; кажется, разговор не предназначался для посторонних ушей.
Я просунула голову в дверь.
— Мисс Бэбкок сказала, что вы не слишком заняты. Извините, что прервала вашу беседу. Могу я…
— Входите, входите! — как-то чересчур гостеприимно воскликнул Оуэн Гарднер. — Для вас я всегда свободен, Лайнел. Надеюсь, вы знакомы с мисс Карлой Дрейк?
В представлении не было нужды. Поскольку ее имя совсем недавно всплыло в разговоре с Монти, я рассматривала Карлу с повышенным интересом.
Она повернулась ко мне медленно, с текучей плавной грацией, заставлявшей усомниться в том, что в теле мисс Дрейк наличествуют столь прозаические детали, как кости и суставы.
— Здравствуйте, мисс Уинн, — тихо, почти шепотом проговорила она.
Карла Дрейк выглядела весьма экзотично, от ее красоты захватывало дух. Правда, она не так уж молода. Хотя казалось, что такого понятия, как возраст, для нее не существовало. На лице, как у девочки, ни единой морщинки, серебристые волосы до плеч, стройное, но зрелое тело женщины в расцвете лет.
Гарднер пустился в объяснения, без которых легко можно было бы и обойтись.
— Я только что рассказывал мисс Дрейк о платьях, которые ей предстоит демонстрировать на показе мод. Пока, пожалуй, все, Карла. Детали обсудим потом.
Я недоумевала. Что здесь происходит? Возможно, мне это почудилось, но в тот момент у меня возникло ощущение, что Гарднер заканчивает разговор с манекенщицей с какой-то торопливой неловкостью. Карла послушно наклонила свою несравненную, сияющую голову и пошла к двери. Точнее было сказать "поплыла", подумала я, глядя ей вслед.
Немного странным показалось мне и то, что уже у двери, изящно вырисовываясь на фоне панели из красного дерева, манекенщица на секунду повернулась, и ее темно-голубые глаза взглянули на меня пристально и печально. Затем она вышла, и дверь за ней мягко закрылась.
Опять то же самое: даже эта женщина, с которой я едва знакома, смотрит па меня с сожалением; я уже корчилась от сочувствующих взглядов.
Я подошла поближе и положила свои бумаги на стол Оуэна.
— Хочу, чтобы вы просмотрели мои наброски, когда у вас будет свободное время. Крис сюда заходила? Я надеялась ее застать.
Он резко вскинул голову, и я не без смущения отметила выражение холодной ярости в его глазах.
— Она была здесь, — сообщил он. — Крис плакала.
Мне нетрудно было понять его чувства. То, что Гарднер избаловал свою дочь, относясь к ней с чрезмерным обожанием, было ясно каждому. Иногда я испытывала жалость к Сьюзен Гарднер, его пухленькой, всегда державшейся в тени жене, потому что вся любовь Оуэна была отдана дочери. Недоброжелательное отношение Оуэна к Майклу Монтгомери, равно как и вражда между четвертым этажом и отделом витрин, давно уже стали в магазине притчей во языцех. При таких обстоятельствах скоропалительное замужество дочери явилось для Оуэна тяжким ударом. И вот теперь, когда стало очевидным, что Монти не принес Крис ничего, кроме несчастья. Гарднер воспылал к зятю лютой ненавистью.
— Честно говоря, я спустилась сюда для того, чтобы повидать Крис, — призналась я. — Она хотела поговорить со мной, но наверху нам помешали. Вы знаете, где она сейчас?
— Она собиралась встретиться со Сьюзен в холле на первом этаже. — Он закрыл глаза и показался мне в ту минуту растерянным, чуть ли не сломленным. Однако когда Оуэн заговорил, в его словах прозвучала скрытая энергия, которую питал гнев. — Монтгомери дурной человек. Его отношение к женщинам отвратительно. Он насквозь прогнил. И теперь он намеревается сломать жизнь Крис, как раньше разрушил множество женских судеб. Если кто-нибудь до этого не сломает его собственную жизнь, что будет только справедливо.
— Пожалуйста, будьте осторожны, — предостерегла его я. — Вы можете ухудшить и без того тяжелое положение Крис. Может быть, у них все утрясется. Человек не бывает прогнившим насквозь. Монти не женился бы, если бы не испытывал по отношению к Крис…
— В том-то все и дело! — Гарднер с неожиданной силой ударил кулаком по столу. — Крис для него ничто, пустое место. Это моя вина; но даже я не мог предположить, что…
Он внезапно замолчал, и я поспешно направилась к двери. Все, что я говорила, только раздражало и расстраивало его еще больше.
— Вы не должны так волноваться, — сказала я перед уходом, пытаясь хоть немного приободрить его. — Попробую повидаться с Крис как можно скорее. Я с ней поговорю.
Оуэн меня не слышал. Он сказал:
— Я мог бы переломить ему хребет. Покончить с этим раз и навсегда. Возможно, так я и сделаю.
Ею невидящий взгляд был устремлен в стену. Я уверена, что он даже не заметил, когда я вышла из кабинета.
Я поднялась наверх, еще более встревоженная и озабоченная, чем прежде. Ну и денек! Одно громоздится на другое, напряжение растет, конфликты обостряются — и пороховая бочка вот-вот взорвется. Должна же наступить какая-то развязка. Но я уже знала, что она будет ужасной, и желала только одного: оказаться как можно дальше от бочки в момент взрыва.
Когда я вернулась в свой кабинет, на уголке моего стола сидел высокий человек с голубыми, смеющимися глазами. Он улыбнулся мне с видом заговорщика и кивком головы указал на Кейта, разговаривавшего по телефону.
Кейт брезгливо поморщился и передал мне трубку.
— Это Тони Сальвадор. Он, кажется, свихнулся. Так вот мы и живем.
Я подавила вздох и прижала трубку к уху. Тони был заместителем Монти в отделе оформления витрин.
