– Ясно. У меня пока никаких успехов в поисках, – Бьянкони поскреб бородку. – Ни задолженностей по налогам, ни водительских прав, ни арестов. Ни в одной базе данных ничего о работе или о смерти. Похоже, имя сменил.
Рипли нахмурился, хотя эта новость вовсе не была неожиданной.
– А самая свежая фотография сделана еще до ожогов, – он рассматривал черно-белую карточку из школьного альбома, на которой Оуэнсу было восемь. – Скажу отделу специальных проектов, чтобы визуально состарили его и добавили шрамы, как в описании, которое дали соседи. Так хотя бы примерно будем знать, как он выглядит сейчас. – Рипли потер уголки глаз, пытаясь представить, на что теперь будет похожа его жизнь, в которую входил весь этот балаган с расследованием.
– Черт бы побрал этого Оуэнса.
– Что?
– Похоже, у нас просто нет выбора, – он посмотрел на Бьянкони исподлобья. – Я хочу, чтобы его уродливая рожа висела на каждом углу. В аэропортах, на вокзалах, на автобусных остановках, на КПП. Если надо, я сам пойду ее по общественным туалетам расклеивать. И отправь запрос в Аризонский ожоговый центр. Может, его кто-нибудь там узнает.
Ожоговый центр находился всего в паре миль от офиса ФБР и был центральным для всего юго-запада страны; там были организованны программы экс-пациентской реабилитации и группы взаимопомощи выживших после пожара.
– А СМИ?
– И им звони. А я свяжусь с Вашингтоном, проверю, не назначат ли они вознаграждение. На этот раз я этому ублюдку уйти не позволю.
Брайтон Бич, Нью-Йорк
Жаклин Норрис стояла в темном переулке. Она укрылась за огромным мусорным баком, наблюдая, как трое выходили из боковой двери соседнего здания – из стрип-клуба. Мужчины направились вдоль по переулку. Когда они проходили мимо того места, где стояла Жаклин, она услышала русскую речь. Один из амбалов, сопровождавший мафиозного бригадира, описывал со всеми скабрезными подробностями то, что ему хотелось сделать с блондинкой, которая только что исполняла для него приватный танец.
– Dobry vecher, Костя, – Джек сделала шаг вперед, появляясь из непроглядной тьмы. Искреннее пожелание доброго вечера самому высокому из троих громадных русских.
Это был крупный сутуловатый мужчина с крайне неприятным выражением лица. Он чем-то напоминал хорька – глубоко посаженные бегающие глазки, узкие скулы и тонкие губы. Его темные волосы были гладко зачесаны назад, а густые кустистые брови почти сходились над переносицей. Костя Олексеев был одет в дорогой костюм тройку – точно по фигуре, на плечи его было накинуто кашемировое пальто. Сверкающие туфли из тонкой кожи были итальянскими, ручной работы. Но его попытки претендовать на элегантность были абсолютно безуспешны: блеклые крупные пятна убогих татуировок покрывали тонкие руки и шею, увешанные, ко всему прочему, гроздьями нелепых золотых украшений. Несколько толстых цепей и увесистый крест на груди, Rolex и тяжелые браслеты на запястьях… и широкие золотые кольца, по три на каждой руке, не то подчеркивающие тяжесть кулака и остроту костяшек, не то скрывающие зоновские наколки.
Два мужика по сторонам от Олексеева направили на Джек стволы. У одного был Макаров, у другого Токарев.
– Придержи своих псов. У меня нет оружия, – косуха Джек была расстегнута, а черные кожаные брюки и тонкая футболка плотно облегали тело.
Она медленно подняла руки, показывая, что в них ничего нет. Мужчины оглядели Джек с пристрастием и убедились, что та не лжет.
– Это может быстрро измениться, – Олексеев говорил с жутким акцентом, нажимая на каждый звук. Русский английский.
– Все зависит только от тебя, – Джек держалась раскованно, в голосе ее звучала скука. – Я просто хочу поговорить.
Олексеев жестом приказал своим людям опустить оружие. Они повиновались, но стволы в кобуру не убрали.
– Вы меня искали, – подсказала Джек.
Олексеев улыбнулся, обнажая зубы, покрытые темными пятнами. Заядлый курильщик, пренебрегающий услугами дантиста.
– И мы тебя нашли.
– Да ты бы свой член не нашел, будь он хоть у тебя в трусах. Я тут стою только потому, что устала строить догадки.
Русские, стоявшие за спиной Олексеева, хохотнули, но осеклись, когда он повернулся и смерил их презрительным взглядом.
– Пахан хочет с тобой пообщаться, – сказал он Джек. Конечно же, имелся в виду глава местной русской бандитской группировки, так называемой Красной мафии.
– Чему же я обязана удовольствием личной аудиенции у него? – она знала, что редко кого приглашали переговорить с глазу на глаз с самим паханом. Обычно все его дела решали бригадиры вроде Олексеева. Личность пахана никогда не раскрывалась.
– У него для тебя работа. Большая серьезная работа.
– Почему для меня? У него полно своих людей.
– Он хочет, чтобы это сделал лучший и никак с нами не связанный. Посторонний.
Она улыбнулась.
– Кто же знал, что у него еще и вкус есть… Передайте ему, что мне не интересно.
Это была ее обычная тактика – набивать себе цену.
Олексеев недобро прищурился.
– Ох, он не обрадуется.
– Надо же! Насколько мне по барабану это… – она повернулась, чтобы уйти, уверенная, что выстрелов в спину не последует: она была нужна. Очень нужна этим русским.
– Он сделает так, что ты не пожалеешь, – поспешил добавить Олексеев. – Если, конечно, справишься с работой. Речь идет о больших деньгах. Может, с лицом что-нибудь сделала бы.
Она резко повернулась на каблуках. Тон Олексеева мгновенно смягчился.
– В смысле, ну жалко же. Ты такая красивая женщина.
Немногие осмеливались делать замечания относительно ее шрама. Он был не меньше четырех сантиметров длиной и рассекал левую щеку поперек, до самого уголка губ.
– Мне мое лицо и так нравится, – Джек откинула за спину длинные черные волосы и шагнула в круг яркого света от фонаря. Теперь ее шрам был виден очень отчетливо. – Но что-то дела последнее время идут не очень. Скажи ему, я подумаю.
На самом деле, у нее уже несколько месяцев не было работы. А это значило, что оставалось слишком много времени на раздумья о своей жизни. Слишком много лишнего времени. А со своим прошлым Джек никогда не была в ладах.
– У тебя есть время до следующего утра, чтобы решить, – сообщил Олексеев. – Большие деньги.
– Большая работа, большие деньги… – задумчиво протянула она, ухмыляясь. – Что же он пытается компенсировать?
На лице Кости была озадаченность. Похоже, он не въехал.
– Тебе больше не придется возвращаться к работе.
– Ага, и бросить все это? – ответила она, не оборачиваясь. Только обвела изящным жестом глухой вонючий переулок.