– Скажите ей, что я сейчас подойду, – сказал Франко. Положив руку на плечо Джорджо, он встал и добавил: – Пожалуйста, продолжайте обсуждение. Я присоединюсь к вам через несколько минут.
Сальваторе Меландри тут же вступил в дискуссию, как хорошо вышколенный приближенный, каковым он и был.
– Марио потерял доверие своих людей, – сказал он разъяренно.
Но Джорджо, провожая взглядом Франко, интуитивно ощущал, как тот изо всех сил старался делать вид, что не спешит. Франко, если бы мог, побежал бы к этому телефону. И Джорджо знал, кто был на другом конце провода.
Голос Поппи настолько изменился, что он едва узнал его.
– Поппи, – позвал он ее сквозь шумы и трески плохо работавшей линии. – Что с тобой? С тобой все в порядке?
– Это – Грэг, – рыдала она. – Ох, Франко, это – Грэг…
Его рука крепче сжала трубку.
– Так что насчет Грэга, Поппи?
– Он… он… – Поппи опять захлебнулась в рыданиях, и он нахмурился.
– Пожалуйста, постарайся успокоиться, – скомандовал он. – Что случилось? Ты заболела? Тебя кто-нибудь обидел?
– Я видела его, Франко, – прошептала она. – Я видела Грэга. Он был в Numéro Seize… здесь… С Вероник.
Франко прислонился пылающим лбом к холодной, бледно-зеленой поверхности стены… Поппи никогда не рассказывала о Грэге… Они никогда не говорили о ее прошлом. Но она знала, что он знает о ней все; он узнал все до того, как впервые встретился с ней в Марселе; уже тогда он хотел знать, кто такая таинственная мадам Поппи… Все ее тайны лежали в сейфе около его кровати.
– Он уехал? – спросил Франко, неожиданно испугавшись.
– Да… ох, да… – рыдала она.
Облегчение Франко было настолько глубоким, что голос его дрогнул.
– Тогда все хорошо, дорогая, – сказал он ей. – Успокойся. Позвони Симоне, попроси ее поехать с тобой па ферму… Тебе нужно сбежать из Парижа хотя бы на время.
– Но, Франко… Ты мне нужен! – стала умолять Поппи. – Я – в отчаянии, Франко. Я ехала вдоль Сены сегодня, и я… я подумала… О, Господи, я не знаю, что я думаю, что я чувствую… Я только что видела свое прошлое, Франко, и я поняла, чем я стала.
Он взглянул на Джорджо, стоявшего в дверях.
– Мы ждем вас, сэр, – сказала Джорджо. – Мне кажется, мы можем предложить вам интересное решение проблемы.
Франко нахмурился, Джорджо был совсем некстати, напоминая ему о том, что его ждут; в любой другой момент он сделал бы ему выговор, но сейчас Поппи плакала у телефона, и его сердце просто разрывалось.
– Пожалуйста, Франко, – шептала она, – пожалуйста, ох, пожалуйста, приезжай. Только ты можешь поставить все на место. Я люблю тебя, Франко. Скажи мне, что все будет хорошо, скажи, что мы любим друг друга, что мы только одни в этом мире. Скажи мне, что Грэг не существует. Ради Бога, Франко, поедем со мной в Монтеспан. Там, вместе с тобой… по крайней мере я знаю, что там я – настоящая.
– Ты слишком расстроена, чтобы в таком состоянии вести машину; попроси, чтобы кто-нибудь отвез тебя, – велел он. – Жди меня там. Я буду с тобой как только смогу.
– Сегодня вечером? – умоляла Поппи. Он колебался.
– Сегодня вечером?
Франко все еще не знал, что ей ответить.
Он взглянул на Джорджо, все еще дожидавшегося его.
– Сегодня вечером, – согласился он.
Джорджо вернулся на свое место по правую руку от Франко. Теперь он точно знал, как будет действовать.
1907, Франция
Монтеспан был единственным местом, кроме ранчо Санта-Виттория, где Поппи когда-либо чувствовала себя дома. Так же, как и в доме Константов, в нем ощущалось какое-то гостеприимство, и у Поппи возникало такое чувство, что она точно так же принадлежит этому дому, как дом принадлежит ей. Это был первый домик, который попался им с Франко на глаза, и он мгновенно пришелся Поппи по сердцу.
– Я не хочу смотреть на другие, – сказала она Франко, стоя во дворике и с восхищением глядя на его низкую, покрытую черепицей крышу и две симметричные трубы, на широкие окна с распахнутыми зелеными ставнями и окрашенные розовой краской стены и разные постройки, которые тянулись по обе стороны от дома, как обнимающие руки.
– Этот домик – настоящий дом.
Внутри были полы из светлого вяза, и балки четырнадцатого века, казалось, должны были быть закопченными от времени, но потолки были первоначального цвета спелой пшеницы, и дом казался легким, просторным и полным воздуха и света. Франко смеялся, глядя, как она бегала из комнаты в комнату, восклицая от радости, увидев старинный шкаф или огромную кухонную плиту, а также буфетную с очень глубокой раковиной, куда Поппи могла бы приносить срезанные цветы, прежде чем сделать из них букеты. И, конечно, их спальня.
Светлый потолок немного приподнимался над тем местом, где должна была стоять их кровать. Из двух окон открывался вид на весело сверкавшее, поросшее по берегам деревьями озеро и речушку, которая журча струилась по отполированным водой камешкам, пока не сливалась с рекой Шэр в двадцати километрах отсюда. Видя восторг Поппи, который вызывали самые простые, обычные вещи, Франко заливался смехом, которого никогда не слышал никто из Семейства Мальвази.
– Ты живешь в доме, окруженная всевозможными красивыми вещами, – подкалывал он ее. – Как ты можешь так восхищаться старым шкафом или стульями?
– Numéro Seize – это бизнес, – отвечала она ворчливо. – Это – не мой дом.
Она постепенно заполняла домик этими самыми простыми вещами, но они были все же очень красивыми. Поппи и здесь предпочла свой любимый серый цвет, но она купила еще и яркие турецкие и индийские ковры, хлопчатобумажные занавески из Прованса, и большие корзинки с душистыми сушеными цветами – на местном рынке. За массивным деревянным столом и на этих стульях из поколения в поколение сидели местные фермеры, и кровать была из здешнего вяза – простая, широкая и удобная, – место, где можно грезить в объятиях друг друга, вдали от жестокой действительности Парижа и Неаполя.
Самой любимой вещью Поппи в доме был свадебный шкаф шестнадцатого века из светлого полированного вяза, с любовно вырезанными на нем несколько сот лет назад неизвестным мастером для своей невесты букетиками цветов. И всякий раз, когда Поппи приезжала в Монтеспан, она вешала в шкаф свои парижские туалеты и надевала простую блузу и юбку и думала с тоской, когда же наступит тот день и она тоже будет невестой.
Еще по дороге к дому ее всегда переполняло чувство счастья и бездумности, словно постыдное бремя ее парижской жизни волшебным образом спадало с ее плеч и она становилась обычной молодой женщиной, возвращавшейся домой к своему любимому. Но на этот раз, когда темно-зеленый автомобиль въехал на посыпанный гравием дворик, Поппи нуждалась в утешении.
