Николай не смог усидеть дома. Обычно не ездил вечером, но последняя встреча с Верой не давала покоя. Ощущение раскованной успокоенности не проникло внутрь после общения и теребило душу новым, жаждущим приключением.
Вечер в разгаре, ранняя зимняя темнота уже давно заполонила улицы. Время работы дорожных девиц. Они срослись с улицей, стали частью дороги, словно знаки, определяющие движение. Нет, этот «грузовик» нам не подходит, а этому вообще здесь остановка запрещена, «мерин» пусть дальше отъедет, не по рангу подъезд. Вот и иномарочка подкатила, пора бедром знак выставить — «проезд без остановки запрещен». Тусуются девки на улице, разводят свои интриги и не знают пока, что канут когда-нибудь в лету куртизанки дорог, как и любовницы королей. Все меняется со временем. Названия, одежда… Суть остается.
Николай ехал по улице не торопясь и вглядываясь по обеим сторонам, встречные машины слепили фарами, не хотелось пропустить девчонку из-за своей неосмотрительности. Проехал уже несколько мест, где когда-то, не так и давно, всегда можно было остановиться и выбрать подругу из имеющихся в наличии. Нет, не по вкусу — из того, что было…
Злился и радовался одновременно. Хорошо, что их стало меньше, невозможность сразу найти — раздражала.
Мелькнула на бордюре фигурка, Николай притормозил. В открывшуюся дверку просунулась согнувшаяся девчонка.
— Отдохнуть не желаете?
Типичная дежурная фраза. Николай оглядел услужницу. Ничего необычного или отталкивающего. Бросил кратко:
— Садись.
Она села с довольным видом. Не придется мерзнуть на улице. Разглядывала клиента, интересовало несколько вопросов — куда повезет, чем займутся и сколько заплатит? Но она не торопилась с ними.
— Меня Таней зовут, а вас?
— Николай, — почему-то раздраженно ответил он.
На дачу ехать не хотелось. Может потому, что все обыденно и привычно. Все, как всегда — дежурные фразы, вопросы, ответы. Минет в данном случае и разбежались. Минута нижнего удовольствия, а наслаждения и радости нет.
Он свернул к домам, остановился в тупичке, спустил брюки до колен.
— Деньги вперед. — Попросила Татьяна. — У нас правила…
— К черту ваши правила, я не обманываю девчонок. Делай или выметайся.
Он так и полулежал в откинутом кресле со спущенными штанами. Татьяна засуетилась — то ли выйти, то ли остаться. Потом достала из сумочки презерватив…
— А ты не плохо делаешь… — Николай вынул кошелек, отдал триста рублей Татьяне, которая уже успела выбросить использованный презерватив. — У меня к тебе предложение. — Он взял ее руку, положил к себе на «недвижимость». — Сделаешь еще раз — заплачу в тройном размере. А пока мы болтаем, ты не забывай про него, поглаживай ручкой…
Николай высадил Татьяну там, где взял. Никаких разговоров с ней не было и эта необычность успокаивала и даже, может быть, радовала немного. Она не пыталась исчезнуть после работы, не просила свозить за героином, придумывая какую-нибудь банальную историю о срочности отдачи ключей или какой-либо другой вещи. Девять из десяти не возвращались обратно, хотя перед этим могли поклясться всем, чем угодно и даже святым. Впрочем, святого для них ничего не было…
Внезапно пришла ясность того, что он делал раньше. Это не было местью. Вранье и не выполнение обещаний раздражали, накапливаясь с годами, вызывали чувство дозволенного и неотвратимого наказания. Эгоистическое превосходство над купленными девчонками… Наказание и очищение общества от недостойных элементов… А прав ли он был, уничтожив пятерых девок? Нет, он не убивал их, они сами вкалывали себе дрянь в вену, а он лишь обманул немного, не сказав, что героин чистый и опасность передозировки вырастает до невероятных размеров. Обман на обман… Но его обман смертелен… И кто он — Бог, вершитель судеб?
Николай проводил взглядом удаляющуюся Татьяну. Чувство внезапного облегчения заполнило организм, захотелось догнать ее и сказать спасибо. Но он вдавил педаль газа в пол и подумал совсем о другом: «Надо бы поменять чехлы»…
А город жил своей жизнью, подмигивал в темноте фонарями честным и лживым, злым и добрым, скупердяям и меценатам, падшим и непорочным, заблудшим и правильным.
* * *
Довольный Рогов сидел в кресле и курил. Только что привезли Слесаря и вот он уже то же сидел в кресле, в металлическом кресле с прочными поручнями и примотанными к ним предплечьями.
Внешность обманчива и Слесарь совсем не выглядел крутым. Шибзик какой-то с подлой и злой душонкой. Успел при задержании извернуться и пырнуть одного из ребят ножичком, который всегда носил при себе. Слава Богу, лезвие не задело жизненно важных органов, пропоров кожу груди натренированного для таких дел сотрудника. И им это тоже станет хорошим уроком.
Слесарь сидел расслабившись и изредка ухмылялся, обнажая вставленные передние металлические зубы. Таких уже редко встретишь, каждый стремится заменить белый металл на фарфор и не сверкать зубами без надобности. Он уже понял, куда попал и охвативший было испуг исчез, испарился, словно туман. Это были не люди Испанца, который мог наказать его за женщину, а других он не боялся. Имея несколько ходок, его зоновская душонка чувствовала себя в безопасности, а устроенный беспредел скоро боком выльется кое-кому.
Рогов докурил сигарету, понял по виду и поведению Слесаря, что без жестких и страшных методов ничего не добьется. Но, все-таки, решил в начале поговорить.
— Я вижу — ты понял, куда попал и о чем пойдет речь: то же понял.
Слесарь сплюнул в ответ с особым, воровским прицыком.
— И, все-таки, я объясню ситуацию. — Продолжил Рогов. — Ты, без сомнений, расколешься и весь этот твой напускной пыл испарится. Ты все расскажешь, не сомневаюсь. Ребята, — обратился он к своим, — рот ему заклейте, не хочу слышать в ответ всякое дерьмо. Его и так достаточно сейчас будет.
Пластырь залепил рот Слесаря, но он еще держался надменно.
— Вот теперь хорошо. — Снова продолжил Рогов. — Сейчас ребята твои рандольки вынут. Нет, не как на зоне в старые добрые времена. Тогда их костяшками от домино выбивали. Твои зубы просто вырвут. Без анестезии, конечно. Это для того, что бы ты член прикусить не смог. Да, да-а… и опустят тебя, милый, по полной программе — в две дырки сразу. А потом мы и дальше поговорим.
Рогов помолчал немного, наблюдая, как пытается вывернуться Слесарь, как впиваются в кожу предплечий крепкие сыромятные ремешки. Нет ничего страшнее для настоящего авторитета, чем опуститься в две дырки сразу. Рогов встал, не хотелось смотреть на происходящее, дал команду начинать и вышел из комнаты.
