— Очень милый комплимент, Джерри.
— Разве? Скорее это чушь чистой воды. Чем мне теперь заняться?
— А о Мессенджере складывалось впечатление, что он осознанно совершает бесчестный поступок?
— Нет. Могу поклясться, он был честен. Хотя мошенники, играющие на людском доверии, тоже производят впечатление честных людей.
— Думаю, — сказала Кейт, — мы остановимся на том, что Мессенджер — человек честный. По крайней мере, до тех пор, пока не возникнут причины для сомнений. В любом уравнении должна присутствовать постоянная величина, а до сегодняшнего дня у нас были одни переменные. Полагаю, мы можем принять Мессенджера за постоянную величину, чтобы посмотреть, чему будет равняться икс. Джерри, ты станешь очень возражать против того, чтобы еще немного послоняться? Я надумала отослать тебя в Мичиган. Вся беда в том, что у нас в деле слишком много неясностей.
И Кейт принялась расхаживать взад-вперед по комнате. Джерри застонал.
Кейт разговаривала с Джерри утром в четверг. Теперь был вечер пятницы. Днем Кейт вновь просила подменить ее и провести за нее занятия. Она сидела напротив Рида, а тот развалился на диване, вытянув ноги.
— Не знаю, смогу ли я связно рассказать тебе все о событиях с самого начала, — говорила она, — но поведать о том, с чего я начала вчерашнее утро, я в состоянии. А начала я с сущей безделицы, с шутки, пересказанной одним доктором другому несколько месяцев назад. Со старой фотографии. С одного современного романа известного писателя и сцены из него, которая произвела неизгладимое впечатление на ум некоего молодого человека, поскольку живо напомнила ему эпизод из его детства. Я начала с ассоциативной игры слов во сне, причем связанной не с любовью и страстью, а с ненавистью и страхом. И еще — со старой дамы и с дебрей Канады.
Я решила поверить Мессенджеру — ты ведь уже читал отчет Джерри. Мессенджер сказал, что Барристер не способен на убийство, и, хотя это утверждение можно подвергнуть сомнениям, я приняла его как аксиому.
А кроме того, было еще несколько фактов, которые беспрестанно приходили на ум. Обвинение врача в преступной халатности при лечении больного. Спаркс с его феноменальной памятью на лица. Никола с ее готовностью поведать сочувствующему и даже не слишком сочувствующему слушателю почти все, что он захочет узнать о ее жизни. Мойщик окон, которого, как выяснилось позже, никогда не существовало, но который навел меня на мысль о той легкости, с какой любой, имеющий доступ во двор, куда выходят окна кабинета и кухни Эмануэля, мог бы изучить расположение этих помещений. Мои визиты к Эмануэлю и Никола в старые добрые времена, еще до убийства. И вопрос, заданный мне: «Профессор Фэнслер, вы, случайно, не знаете хорошего психоаналитика?»
Все эти разрозненные сведения, как я уже говорила, не давали мне покоя, как вдруг утром в четверг они сами собой сложились в единую картину. И тогда я совершила, вернее, вынуждена была совершить три поступка. Во-первых, вовлечь Никола. Я позвонила ей и настояла на том, чтобы она, как можно деликатней, завязала разговор с Барристером. Для Никола это не составило никакого труда. Она просто появилась в дверях его кабинета, когда оттуда вышла последняя посетительница, и напомнила ему о том, что он говорил: он будет рад сделать все возможное, чтобы помочь расследованию. Потом Никола объявила, что ей просто необходимо кому-то излить душу. В детстве мы частенько играли в игру, по-моему довольно глупую. Одному играющему вручается клочок бумаги с какой-нибудь бессмысленной фразой, например: «Мой папочка умеет играть на пианино ногами». Суть игры в том, чтобы рассказать своему противнику историю и вставить в нее эту фразу. Естественно, приходится молоть всякую чепуху, а у вашего соперника есть три попытки угадать, что было написано на бумажке. Конечно, в большинстве случаев эти попытки не увенчиваются успехом. Никола предстояло сыграть в эту игру. Я хотела знать мнение Барристера о Дейвиде Герберте Лоренсе, особенно о его романе «Радуга», в частности об одном эпизоде из этого романа. Никола перечитала нужный отрывок. К счастью, он оказался на первых семидесяти пяти страницах. Однако ей предстояло замаскировать его среди множества других цитат так, чтобы он не выпадал из общего контекста.
— Не сомневаюсь, что Никола прекрасно с этим справилась.
— Второе мое деяние тоже имело отношение к Никола. Она порхала по кабинету Барристера и в своей свойственной только ей манере выведывала — частично задавая ему вопросы, но главным образом отвечая на них сама — распорядок его трудового дня. Ты много потерял, что никогда не беседовал с Никола.
А вот третье мое предприятие стоило мне денег. Я отправила Джерри в маленький городок под названием Бангор, штат Мичиган. Сейчас он уже возвращается, но вчера вечером я говорила с ним по телефону. Джерри провел время с пользой. Он разыскивал старую даму, но она умерла. К счастью, городок очень небольшой, и ему удалось найти людей, с которыми жила старушка до самой своей смерти. Они не доводились ей родственниками, она платила им за комнату, питание и уход по договоренности с Майком Барристером, который конечно же родом из этого самого Бангора, штат Мичиган.
Именно Майк Барристер поддерживал эту старую даму материально. Супружеской паре, в доме которой она жила, выплачивалась сначала довольно скромная сумма, но, когда с возрастом ей потребовался больший уход, он увеличил плату. После ее смерти Майкл Барристер сделал вполне приемлемый денежный подарок людям, которые годами заботились о старушке и окружали ее заботой и вниманием, чего, как я полагаю, за деньги не купишь.
В этом не было ничего из ряда вон выходящего, но мне требовалось нечто большее, и Джерри с его мальчишеским обаянием удалось это откопать. Он поинтересовался, не прерывалось ли когда-нибудь поступление чеков. После всего случившегося ты, вероятно, не очень изумишься, услышав, что так оно и было. Барристер обычно ежемесячно высылал чек, пока учился в колледже, в медицинском институте, в ординатуре и пока стажировался. А потом деньги вдруг перестали поступать.
Эти муж с женой были не очень богатые люди. Они продолжали заботиться о старушке, но в конце концов финансовое бремя стало для них непосильным, и муж отправился в Чикаго. Ему удалось узнать, что Барристер уехал в Нью-Йорк, и, справившись в телефонной книге Нью-Йорка, он отыскал его адрес. Мужчина написал Барристеру письмо и получил ответ с извинениями и объяснениями, что у него возникли временные финансовые затруднения, но теперь все уладилось. К письму прилагался чек, оплачивавший их услуги за последние несколько месяцев и за месяц вперед. После этого ежемесячные выплаты не прекращались до самой смерти старой леди. Однако в тот промежуток времени, когда чеки перестали поступать, у старой дамы случился день рождения, на который Майкл Барристер всегда присылал письмо и подарок. Подарок всегда был одинаковым: маленькая фарфоровая собачка для пополнения коллекции старой леди. Когда чеки перестали приходить и про день рождения явно забыли, старушенция больше слышать не захотела о Барристере. Она называла его Мики, чего никто другой не делал, но теперь не пожелала не только вспоминать о нем, но и принимать от него деньги. Супруги, с которыми она жила, были вынуждены делать вид, что содержат ее на свои средства, хотя сами использовали деньги Барристера, без которых, конечно, не могли обойтись. Больше они к нему не обращались, а старая дама так и не получила больше ни одной фарфоровой собачки.
