Собственная отрешенность поражает. Я не бьюсь в истерике, умоляя пощадить; я вообще мало что чувствую, кроме странной симпатии, испытываемой на глубинном уровне. Симпатии пополам с отвращением. Адам нравился мне в той роли, в которой выступал всего лишь пару часов назад, и все это смешивается в клубок непонятных чувств, выпиленных из ненависти и приязни.
— Да. Врача надо было убрать. Я не думаю, что ты будешь лить по ней слезы.
— Не буду. За что Лилю?
— Ненужный свидетель. Ничего лишнего. Она себя сдала сама, увидела меня, испугалась. Пришлось идти следом. Когда я понял, что девушка только вышла из больницы, все сошлось. Маму я не собирался убивать. Нужно было лишь напугать слегка. Яна давно была частью плана, еще до тебя.
— Зачем ты вообще затеял эту возню вокруг меня?
— Почему нельзя без извращений? К чему распятия, подвешивания?
Он не отвечает. Пробую зайти с другого бока:
— Там, на кладбище. Как ты оказался рядом? Не уходил после убийства?
— Уходил. Я следил за тобой. Увидел, что тебя пасет полицейский, сел к нему на хвост, потом вырубил. Когда ты была рядом с кладбищем, глазам своим не поверил. Но парень вышел из игры, а я понял, что ты знаешь, куда идти. Мне наконец-то стало интересно.
— Ты собирался меня там убить?
— Было слишком рано.
— А сейчас?
— У тебя еще есть ночь.
— Спасибо, — говорю я, удивляя его. Адам поворачивается на бок, лицом ко мне, я повторяю зеркально его движения.
— Что они говорят про меня?
— Ты мог бы быть другим. Мы могли бы быть вместе.
На удивление, я не вру. Ему дано понимать меня так, как, возможно, этого не сделает никто другой.
— Не судьба, — вздыхает Адам, и я вторю ему:
— Не судьба…
Он протягивает руку, касаясь моих волос. Спускается вниз, по шее, до ключиц, очерчивает пальцами линию груди. Я чувствую острое желание, исходящее от его тела, самый настоящий жар. Не шевелюсь, позволяя ему двигаться дальше, надеясь, что он забудется и оставит где-нибудь, хоть где-нибудь свои отпечатки. Иван догадается, должен догадаться обследовать здесь каждый миллиметр, каждый клочок квартиры.
Адам двигается ближе, целуя на этот раз мягче. Я отвечаю ему, создавая видимость страсти, буквально перешагивая через себя. Перед глазами стоят образа Лили, Яны, но я стараюсь и для них тоже. Может, попытка расслабить его обернется удачей: он ошибется, а шансом своим я воспользуюсь.
Несколько минут мы увлеченно целуемся, но после Адам отталкивает меня.
— Прости, но дальше не будет, — мое дыхание тяжелое, его ровное. Робот, а не человек.
— Как хочешь, — раздосадовано перекатываюсь через спину и забираюсь в свой уголок на диване. Становится окончательно темно, и разглядеть его в комнате уже невозможно — только неясный, словно туманный образ.
— Ты любишь Доронина?
— Тебе-то что? — отвечаю грубо. — Вряд ли твой обет безбрачия связан с ним.
Он молчит, а мне вдруг становится страшно, что сейчас последует удар. Сжимаюсь, ожидая движения, но проходит секунда, другая, и Адам вдруг начинает:
— Когда я приехал в этот город, его впервые показали по телевизору. Расследование, новая звезда, большие перспективы. Я начал следить за ним, ожидая, что из Ивана вырастет достойный соперник. Но этого не вышло. Я подкидывал ему подсказки, направляя траекторию движения. Доронин с трудом, но справлялся. Тогда я понял, что только личная заинтересованность заставит его напрячься, и стал сужать круг. Осталось немного, но он уже проиграл.
— Чем ты занимался все это время?
— Убивал.
— Нашел себе развлечение? — подсказываю. — Служил в армии? Там забавлялся, вскрывая людей для устрашения?
— Тебе не понять. Кровь приносит облегчение.
— Куда мне, дурочки из больницы. Я знаю, что от крови легче. Но пускаю ее себе. Селфхарм, слышал? Все тело мое в шрамах, но я и не думала охотиться на других.
— Не сравнивай. Ты — вечная жертва, от тебя пахнет ею за километр. Я — охотник.
— Но почему все-таки Доронин?
— Всегда должен быть кто-то, хотя бы приблизительно равный тебе. Выигрывая у глупцов, не становишься выше. Нужен хороший соперник. У меня он. Самый умный, — Адам усмехается. — Но сейчас он крутится, как волчок, и не знает, с какой стороны выход. А ловушка сжимается все теснее.
— Последняя жертва — Иван?
— Доронин убьет себя сам.
— А что ты будешь делать дальше?
— Уеду. Я заработал немало денег. Забавно. Я осуществлял заказы, убивая по желанию и за деньги, гарантируя заказчику, что замаскирую убийство под маньяка. Один и тот же почерк. Наверное, они считали меня великолепным, но только я знаю, что гениален. Никаких улик, ни одного следа. И если ты считаешь, что с тобой выйдет иначе, мотылек, ты глубоко заблуждаешься.
Я стараюсь не выдавать себя, не показывать, как близки его слова к правде. В голове не укладывается сказанное маньяком. Вот он, рядом — мечта девичьих грез, военный, чье сердце согласились бы утешить десятки девушек. А ему-то и нужно всего — пускать кишки наружу, доставая Ивана.
— Ты ведь не все рассказал. Не тяжело было столько времени притворяться хорошим, добрым человеком? Жить с Леной?
— Роль Антона давалась на редкость легко. Она свято верила, что сможет вычислить убийцу, ложась с ним в одну постель и отчаянно трахаясь. Именно я заставил ее стать ближе к Ивану, впутаться в это дело, — но Лена так и не поняла, что ею манипулируют. Я думал, она умнее, но… наш профайлер оказалась такой же, как и все. Глупой, бестолковой пустышкой.
— Значит, все вокруг тупые, а ты умный. Забавно.
— Ничего забавно нет, — затыкает он меня. Я не провожу его по неприятным воспоминаниям. Мне нужно другое.
— Прости. Расскажи про свой план, — я очень надеюсь, что где-то здесь может быть прослушка, но Адам вряд ли не продумает и этот момент.
— Все просто. Я долго готовил Ивана к тому, что он лишится любимой женщины. И вдруг объявляешься ты, со своими голосами и умением чувствовать убийцу. Мне стало интересно, что из этого выйдет. Я подбирался к тебе близко, но ты не понимала, просто боялась всего. Черного джипа, из которого на тебя смотрит темнота. Случайного прохожего с собакой. Я уже не верил, что смогу получить кайф от этой истории, но ты меня удивила. Доронин недолго сопротивлялся твоему обаянию. У них и раньше с женой не все было идеально, — сколько раз она выгоняла его, а потом пускала обратно. Буквально за неделю до твоего появления они сошлись снова, и, как выяснилось, ненадолго. Я стал еще ближе, чтобы наблюдать за ним, видеть все эмоции, знать, как двигается расследование. Лена делилась со мной, рассказывала обо всем, что происходит, а я тихонько направлял ее в нужную сторону. Так она решила помочь тебе, — вечная альтруистка. Ты знаешь, что на нашего профайлера напал ее мужчина? И чуть не зарезал ножом? Его признали больным и засунули в психушку, и очень даже возможно, что лежал он рядом с тобой. Пережив насилие, Лена просто горела идеей быть полезной хоть для кого-то.
Длинный монолог, от которого тошнит. Насколько он прекрасен внешне, настолько уродлив внутри. Я вспоминаю, как Адам шептал мне про людей, протягивающих руку помощи, чтобы утопить — ведь маньяк тогда действительно имел в виду себя, но понять его слова мне удается слишком поздно.
Убийца продолжает, не особо обращая внимание, слушаю я или нет:
— Поначалу жертвой должна была быть только Яна. За ней было забавно наблюдать: как она тащила сюда похоронный венок, чтобы насолить тебе, — усмехается. — Впрочем, зря выкинули, пригодился бы.
— Это ты принес бабочек?
— Да. Мне интересно было, как ты отреагируешь на них. Я рассчитывал, что подарок тебе понравится, но когда понял, что наша девочка боится насекомых, вышло еще забавнее. Символично…
— Почему при каждой нашей встрече ты пытался отвести подозрения, намекая на других?
— Наблюдал. Хотел знать, до какой степени неверие может загнать тебя в рамки страха, заставить сомневаться в Иване. Но ты держалась стойко. Впрочем, я не особо врал, говоря о других. Толика было легко запугать и начать шантажировать, а Петра поперли из органов, когда после допроса с пристрастием скончался подозреваемый. Братец замял дело, но кровь с рук так просто не отмыть. Так?
