Из гостиной доносились приглушенные голоса Фриды Уайт и Джонни, но разобрать, о чем они говорили. Ванесса не могла. «Расскажи ей всю правду, ничего не скрывай, – прошептала она. – Пусть эта женщина узнает, как на самом деле обстоят дела». И тогда станет очевидным, что все выдвинутые против нее обвинения не больше чем глупость.
Хотя Ванесса повторила себе это несколько раз, она не могла побороть страх, и ее руки по-прежнему покрывала гусиная кожа. Она много раз слышала разные истории о том, как особо ревностные защитники детей, бывало, доходили до крайности в своем желании сделать благое дело. Они забирали детей от родителей, и те со временем просто исчезали в приютах или в других лабиринтах системы. Конечно, бывали случаи, когда детей действительно следовало изолировать от родителей, но Джонни не нуждался в помощи социальных работников.
Господи, если она потеряет Джонни, что ей тогда делать! В нем был смысл ее жизни. Ради него она жила. Он всегда был в ее сердце.
Фрида Уайт говорила с Джонни двадцать минут. Потом она позволила Ванессе войти в комнату. Ванесса улыбнулась Джонни и попросила его подняться в студию. Сама же она с бешено колотящимся сердцем подошла к сидевшей на диване женщине и посмотрела на нее.
– Будем считать, что жалоба на вас безосновательна. Но хочу предупредить, мы будем наблюдать за вами еще полгода, – сказала Фрида.
Ванесса кивнула.
– Поверьте, я просто не способна сделать ничего такого, что может повредить моему сыну.
– Сейчас нет необходимости в дальнейшем расследовании, но имейте в виду, что, если к нам поступит еще одна жалоба или нам предъявят какие-либо свидетельства плохого обращения с ребенком, нам придется принимать меры.
– Не думаю, что это понадобится, – заметила Ванесса, провожая свою гостью до дверей.
Только когда женщина села в машину и отъехала от их дома, страх перестал мучить Ванессу. Но в ней проснулась жуткая ярость. Сначала телефонные звонки, теперь вот это. Кто, черт возьми, мог написать письмо в Службу защиты детей? Кто-то пытается свести ее с ума. Кто-то активно вмешивался в ее жизнь.
Но кто бы это мог быть? Кто пытался отобрать у нее Джонни?
И как она может со всем этим бороться? Как может противостоять тому, у чего нет названия? Как можно сражаться с теми, у кого нет лица?
Тайлер сидел с чашкой кофе в руках в конференц-зале и задумчиво смотрел на лежащий перед ним гамбургер. Он давно должен был быть дома, лежать в постели. Все его коллеги уже час назад разъехались по домам. У большинства из них есть семьи. А его вот никто не ждал, подумал Тайлер. К тому же из-за того что сейчас он был страшно расстроен, ему вряд ли удастся уснуть.
Вообще-то он всегда спал очень мало. Когда он был подростком, его мать даже волновалась из-за того, что он ложился спать за полночь, а в шесть уже был на ногах.
– Организму нужно давать отдых, – любила повторять мать.
На это Тайлер обычно отвечал, что на том свете отдохнет.
Он с сомнением посмотрел на гамбургер, потом его взгляд скользнул по стенду с фотографиями. На снимках – убитые мужчины с ярко-красной краской на груди.
Тайлер стал внимательно рассматривать фотографии, на которых был изображен Гэри Бернард. На одном снимке он стоял на фоне красных гор Седоны, на другом фото Гэри уже лежал на парковочной площадке в луже крови. Пока полиции не удалось найти никаких улик, которые пролили бы свет на обстоятельства убийства. Ясно было лишь то, что в городе орудовал серийный убийца. Какую именно цель он преследовал, убивая этих людей, пока оставалось загадкой. Но выглядело все так, будто убийца был сумасшедшим.
За последние два дня им удалось получить кое-какую информацию, касающуюся жизни Гэри Бернарда. Он был единственным сыном своих состоятельных родителей, которые умерли десять лет назад. На момент их смерти самому Гэри было тридцать четыре года. Он был художником, хотя и не слишком успешным. В галерее Андре никогда не выставлялся, с Мэттом Макканном дел тоже не имел.
«Думай, ищи связь», – говорил себе Тайлер. Тайлер знал, что все эти мужчины каким-то образом были связаны в голове убийцы. Вот и ему теперь нужно установить эту связь.
Он и его команда воссоздавали жизнь трех жертв по крупицам, пользуясь той информацией, которую им давали соседи, друзья, родственники и любовницы убитых.
Перекупщик картин, хозяин галереи и художник… Связь между этими троими налицо – так или иначе, они все имели отношение к искусству. Но, по всей видимости, должно быть что-то еще, что-то личное.
Убийца проявлял непонятную жестокость. Он продолжал наносить удары по головам своих жертв, когда они уже были мертвы. Преступнику было мало просто лишить этих людей жизни, он должен был разрушить, уничтожить их.
Он… Думая об убийце, Тайлер всегда называл его «он», но судмедэксперты считали, что убийцей могла быть и женщина. Правда, они затруднялись сказать, какого роста был преступник, так как в основном свои удары – мощные, поражающие своей жестокостью – преступник наносил по лежащему человеку.
Обычно женщины действуют иначе. Но кто мог давать гарантии в таком деле? Когда расследуешь преступление, надо держать в поле зрения любые, самые невероятные версии.
Тайлер встал с кресла и подошел к стенду с фотографиями. Снова стал внимательно их рассматривать. Он стоял так близко к снимкам, что, будь это не изображения, а живые люди, без труда можно было бы разглядеть поры на их лицах.
Сначала он рассматривал лица убитых мужчин, потом их обезображенные трупы. Затем его взгляд снова возвращался к лицам.
«Поговорите со мной», – прошептал он тихо.
Но ответа не последовало.
Кататься на коньках в такой вечер было истинным наслаждением. Северный ветер, который досаждал своим неистовством последние две недели, неожиданно стих, оставив после себя удивительную звенящую тишину.
Инглвуд называли озером, хотя на самом деле это был пруд. Летом возле пруда местные жители устраивали пикники, а рыбаки даже умудрялись ловить здесь рыбу. В теплое время года сюда слетались дикие утки, чувствовавшие себя тут привольно и в безопасности. Зимой же, когда пруд замерзал, его превращали в каток.
Сегодня на катке была целая толпа народа. Кроме палаток с едой, в парке установили огромные бочки, в которых развели огонь – возле таких «печек» смельчаки, отважившиеся при такой низкой температуре прийти сюда, могли согреться. Здесь же можно было взять напрокат коньки и выпить горячего какао.
– Мам, а ты раньше каталась на коньках? – спросил Джонни Ванессу, когда они заехали на парковочную площадку у катка.
– Нет, – ответила она. – У меня такое чувство, что сегодня я не раз поцелую лед.
