спальню. Слышу ожидаемый ответ:
– Нет.
– Где Борис? С ним все в порядке?
– Кота оставьте, пистолет в столе кабинета. В темпе.
Он отключился, а я мечусь по квартире, выполняя его задание. Чувствую себя совершенно нелепо. И от страха, что могу пострадать. И от облегчения, что Борис не просто так не пришел на подготовленный мною праздник.
Пистолет оказался весьма тяжелым, но я пихнула его в рюкзак вместе с документами и кошельком.
Быстро взглянув на совершенно равнодушного кота, который лежал и смотрел в окно, я выглядываю за дверь. Пусто и светло. А охрану я уже отпустила.
Как только слышу звук поднимающего лифта и топот ног по лестнице, сердце пропускает удар. Я почти прыжком устремляюсь к противоположной двери, где обычно жили охранники.
В довольно простой квартире по меркам борисовской чисто, но пахнет пылью. А еще я знаю, что здесь есть специальный выход на противоположную лестницу жилого комплекса.
Дверь закрывается ровно в тот момент, когда кто-то из мужчин крикнул: «Пошли».
Что они хотят найти? Или просто запугать Бориса? Снова похитить меня?
После прошлого похищения я была готова, что подобное может случиться снова. Наверное, поэтому просто бесшумно выдыхаю и бегу в к другому входу. Главное, чтобы Виктора не тронули. Главное, чтобы Борис был жив.
На лестнице никого, и я начинаю подниматься по ступеням. Еще десять этажей и уже на последнем, тридцать втором, слышу снизу шум.
Черт. Какие шустрые.
Быстро смотря вниз, замечаю парней в черном и бегу дальше, срывая дыхание.
К двери, что маяком служит во тьме заполняющего меня страха.
Просто отличный новый год.
Оборачиваюсь проверить одна ли я еще, и уже хочу толкнуть дверь, но лишь врезаюсь в нее.
Дергаю за ручку.
Закрыто.
И даже мой отчаянный пинок не помогает её открыть.
В душе помимо страха растет гнев.
Если это какая-то проверка от Бориса, я его убью, – решаю я. Выглядываю за перилла, смотрю вниз.
Они уже близко, я не знаю, что делать.
Руки и ноги леденеют от ужаса. В голове шумит кровь.
Я не хочу умирать. Все, что угодно, только не умирать. Я ведь еще столько не сделала, столько не успела.
Дыхание учащается, а сердце заходится от стука, пока виски начинают отчаянно пульсировать от вопросов.
Что делать? Что делать? Что, вашу мать, делать?!
Я скидываю рюкзак, что тяжестью давит на плечи, и слышу железный стук об кафельный пол.
Взгляд вниз и ликование. Пистолет!
Я стреляла только один раз, когда папа взял меня на охоту. Но это было ружье. Да и выстрелила я тогда мимо.
Но взяв в руки металл, я просто отвожу курок и прицеливаюсь в замок двери. Крепко стою на ногах. Жестко держу пистолет, но знаю, что от отдачи никуда не деться.
Звучит оглушающий выстрел, и я чуть отшатываюсь. Но звон в ушах не позволяет мне расслабиться, даже отвлечься. Инстинкт самосохранения сильнее.
Я бегу в открытую от выстрела в замок дверь как раз в тот момент, когда рядом пролетает пуля. Со всех ног несусь к снижающему вертолету и слышу знакомый голос!
– Быстрее! Нина!
– Иван! – сквозь брызнувшие слезы кричу я, пока леденящие разгорячённую кожу снежинки ложатся на лицо. Почти на лету хватаю протянутую крупную ладонь и падаю на его довольно жесткое тело.
Он сажает меня рядом, обнимает, пока гудящая машина поднимается выше и выше, а люди снизу в нас стреляют.
– Где Борис? – спрашиваю, и его помощник тут же разжимает руки.
– Было еще покушение. Он в Усть-Горске. Мы летим туда.
– Они не похожи на преступников. Кто это?
– Спецназ. Наемный, – спокойно поясняет Иван. – Они порой работают безжалостнее.
– Борис перешел кому-то дорогу?
– Борис Александрович не любит прогибаться под других, – усмехается Иван, набирая номер. – Так что, он всегда готов к приключениям. Не ожидал, что вы тоже.
– Я? – мой вопрос глохнет в голосе Ивана.
– Все нормально. Да. Человек десять. Спасибо, рад.
И пока он разговаривает, а адреналин внутри меня колотится там-тамом, я выглядываю в окно.
Глава 66
Там раскинулась Москва, словно море света в пучине мглы. Завораживает и пугает своими размерами. Так же, как пугает то, во что ввязался Борис. И от того, что я только что чуть не умерла. Как часто я буду подвергаться такой опасности. А дети? Ведь они когда-нибудь появятся?
Я прикрываю глаза, выдыхая горячий пар, и чувствую озноб по коже. Холодно. Но в этот момент мои плечи покрывает теплая ткань кофты, и я резко оборачиваюсь.
– Спасибо, – улыбаюсь я занемевшими, дрожащими губами. Иван некоторое время смотрит мне в глаза, но быстро отворачивается.
А я прикрываю свои, ощущая, как меня неизбежно клонит в сон. И за неимением постели, я нахожу самую лучшую подушку. Колени Ивана.
Он не касается меня, пока я засыпаю, но будит тем, что убирает прядь волос с лица. Нежно, почти не задевая кожи.
– Мы почти долетели, – в гуле вертолета звучит его бархатный голос, и я медленно поднимаюсь.
Теснее кутаюсь в кофту, пропахнувшую ментолом и чем-то цитрусовым. Я быстро ему улыбаюсь и вижу отклик. И пусть мне не видно его лица полностью, мы в темноте, но я чувствую его расположение. Я понимаю, что он недобрый. Но ведь меня он спасал. Может быть он сможет ответить на пару вопросов? По-дружески.
– Скажите, вы не знаете что-нибудь об Ульяне? Я не могу до нее дозвониться уже пару дней.
Замечаю, как он тут же сжимает челюсть и отворачивается, приводя меня в недоумение.
– Вы, разве, звонили ей раньше? Общались?
– Нет, но… Она говорила про жену Бориса, – объясняю я и самой становится стыдно. Получается мой интерес не касается ее благополучия, а той информации, которая мне нужна.
– Борис разве не ответил на ваш вопрос?
– Ответил, но…
– Тогда, о чем речь? – раздраженно спрашивает он, а меня начинает колотить от злости.
– О том, что ни я, ни моя мама не могут до нее дозвониться. Это ненормально! – кричу я сквозь гул вертолета.
– А что в вашей жизни есть нормального? – вдруг спрашивает он резко, как лезвием по нервам. Я вздрагиваю от его холодного тона.
О чем он говорит?
– Я не понимаю.
– Очень плохо, Нина, что вы не понимаете, с кем собираетесь связать свою жизнь.
– Понимаю, – глухо выдыхаю я, но отворачиваюсь. И почему, когда речь заходит о любимом, я кажусь себе глупой. Надо быть жестче. – Я люблю Бориса. А он меня.
Точка. Я уверена в этом.
– Слепая вера… Я даже завидую… Мне очень интересно, как вы будете себя вести, когда узнаете всю правду.
Правду. Правду. Все мне твердят о правде, но никто не может сказать ничего конкретного. Дебильное уравнение, из которого я постоянно теряю важные элементы. Меня колотит уже не от холода, меня трясет от желания узнать все, прямо здесь и сейчас. И я срываюсь. Хватаю Ивана за ворот кофты и тяну к себе:
– Да, о какой правде идет речь?!
– Речь о том, Нинуль, – резко приближает он ко мне
