Ее босые ноги бесшумно ступали по полу, когда она пошла за ним через холл наверх. Они провели день, занимаясь любовью, и ее тело до сих пор пело от его прикосновений; все было так чудесно – до этой минуты. Неожиданно Франко переменился.
Он стоял у окна их комнаты, читая порванную газету. Смяв ее в комок, он сунул газету в карман и взглянул ей в лицо.
– Я должен уехать, Поппи, – сказал он. – Немедленно. Нельзя терять ни минуты.
– Но почему? – закричала она от внезапно подступившей муки и отчаянья. – Ты не можешь покинуть меня сейчас!
Лицо Франко было холодным и непроницаемым, как у незнакомца, и в глазах было такое выражение, какого Поппи никогда раньше не видела. Он совсем не был похож на ее мальчишески смешливого возлюбленного этих двух счастливых недель.
– Я сказал, что должен уехать. Жизни многих людей зависят от этого, – сказал он ей отрывисто.
– Это опять твои дела? – закричала она. – Конечно, я знаю, это они, потому что опять морщина между бровей и на лице тревога. Не уезжай, Франко, не езди туда. Что бы там ни было, это нехорошо для тебя… тебе там плохо… ты становишься несчастным… ты чувствуешь отчаянье… нам не нужен никто и ничто теперь. Пожалуйста, останься здесь со мной.
Франко уже надел свежую рубашку и завязывал галстук. Он взял свой пиджак из свадебного шкафа и черное пальто.
– Я возьму машину до железнодорожной станции в Монтеспане, – сказал он ей, – потом попрошу одного из водителей пригнать ее назад сюда. Я не хочу, чтобы ты ехала со мной и провожала меня на вокзале в Париже.
Она молча смотрела, как он взял кожаную папку с документами, которую привез с собой, но ни разу не открыл, а потом он повернулся к ней.
– Я хочу попросить тебя дать мне одно обещание, – сказал он тихо. – В течение следующих недель могут появиться разные статьи в газетах. Возможно, до тебя дойдут слухи, которые будут пережевывать за обедом в Numéro Seize; будут болтать на улицах… и слуги и посетители. Я прошу тебя не читать эти статьи, Поппи; не слушать эти разговоры, не вникать ни во что. Не верь ничему из этого! Я прошу, чтобы ты верила в меня. Можешь ты мне обещать? Обещать мне это, Поппи!
– Я всегда буду верить тебе, Франко, – обещала Поппи, испугавшись.
Он взял ее за плечи, глядя ей в лицо так напряженно, словно хотел быть уверен, что запомнит его.
– Это все, о чем только может мечтать любой мужчина, – проговорил он тихо.
И, поцеловав ее, он ушел.
Поппи возвратилась одна в Numéro Seize. Прошла неделя, но она не получала известий от Франко. Она сидела за письменным столом перед ворохом газет, разложенных перед ней. В каждой из них она видела крупные заголовки, которые кричали о войне гангстеров в Италии и Франции.
Волна насилия прокатилась от Неаполя до Калабрии и Сицилии, по всей Италии, затронув все преступные группировки во всех городах, – писали газеты.
И не только в городах; в самом пекле территориальных разборок между крупнейшими бандами оказались и маленькие деревушки. И эта «война» – другого слова просто нельзя подобрать – началась из-за жадности одного человека. Этот человек отдал приказ своим «солдатам» захватить территории, «принадлежавшие» другим «семействам», и это обернулось настоящей трагедией, которая повлияла и на наши с вами судьбы.
До этого дня так называемая мафия придерживалась ею самою выработанного кодекса чести, который гласил, что не должно быть убийств вне членов семей. Но этот человек рассудил иначе. Вместе с мужчинами были убиты невинные женщины и дети. Случайные прохожие были сражены перекрестным огнем. Ни в чем неповинные рабочие были раздавлены мчавшимися мимо ворот фабрик машинами. И во многих деревнях, как и в больших городах, люди до сих пор живут в страхе за свою жизнь.
На фотографии перед вами этот человек. Вы видите лицо самого зла, которое посеяло горе и смерть. Это в жертву его жадности принесены жизни сотен и тысяч людей. Этот человек – воплощение дьявола. Это – Франко Мальвази.
Поппи знала, что не должна читать дальше, она обещала это Франко… Но она не могла оторвать глаз от жестоких, хлещущих слов. Казалось, эти репортеры знали все…
Энцо Мальвази, уроженец Сицилии… создал свою собственную маленькую империю… Стефано был застрелен на похоронах своего отца вместе с беременной женой и тремя другими важными персонами в преступном мире мафиозных семейств… Ответное убийство из мести – шесть человек были найдены мертвыми в одном из гаражей Неаполя… Хотя ходили слухи, что Франко собственноручно организовал убийство своего брата, боясь, что тот будет оспаривать его право стать наследником империи Мальвази. За два года Франко удвоил наследие своего отца, а за четыре года – утроил. Франко сделал себя королем преступного мира Италии, и говорят – он человек, который не остановится ни перед чем, чтобы сохранить свой титул, и этому можно поверить, если помнить об убийстве собственного брата. И именно его жадность и попытка взять под контроль территории мелкой сошки Марио Палоцци вызвала цепную реакцию насилия и крови в масштабах, до сих пор невиданных в нашем столетии. Человек на фотографии – хладнокровный безжалостный убийца.
Поппи упала головой на письменный стол, ее лицо легло на фотографию Франко в газете. Она вспомнила его мальчишескую улыбку, когда они бежали – рука в руке – вдоль озера, его нежный взгляд, когда он помогал ребенку перейти через ручей – и спящее, безмятежное, невинное лицо мужчины, которого она любила, его лоб разгладился от тревожных морщин, когда они лежали бок о бок на широкой постели в их доме в Монтеспане. Она всем сердцем хотела верить, что в этих статьях не было правды. Франко предостерег ее, чтобы она не читала. Он знал, что они могут ей сказать. Но откуда она знала, что в них было правдой, а что – нет?
– Итак, – кричала Симона, вбегая в незакрытую дверь, – ты прочла наконец? Думаю, ты видела газеты?
Подняв голову, Поппи взглянула на нее, белая как мел.
– Конечно, газеты поднимают шумиху, – продолжала она разъяренно, – но я уверена, что львиная доля здесь – правда. Не о Франко, конечно. Он не человек насилия. Я подозреваю, что кто-то подстроил ему все это. Но я подумала, что мне нужно немедленно пойти к тебе и убедиться, что с тобой все в порядке.
Ее пронзительный взгляд впился в мертвенно-бледное лицо Поппи и в ее дрожащую руку, державшую газету.
– Не принимай это слишком близко к сердцу, дорогая, – сказала она ей с доброй улыбкой. – Все мужчины – колоссы на глиняных ногах, особенно когда мы думаем, что они боги. Ты была слишком наивной – так долго; но я боюсь, что это слишком жестокое пробуждение. Ох, я знаю, ты много пережила, жизнь поворачивалась к тебе жестокой стороной. Но лучше поверь мне, Поппи. Франко – тот же самый человек, которого ты любила вчера. Он ничуть не изменился. Изменилось лишь твое восприятие его.
