Я говорю, что счастье — это ужасно.
Но оно также реально. И возможно.
И это не значит, что все всегда идеально. Это не значит, что нет периодов затишья. Или бурь. Или моментов, когда воспоминания пытаются прорваться обратно в настоящее и очернить все вокруг.
Но теперь я знаю, что если вы просто просыпаетесь каждый божий день готовым к битве — готовым бороться за то, что у вас есть, — тогда у вас есть реальный шанс удержать это.
Мы с Алексеем каждый день боремся друг за друга.
Мы спорим. И мы оба повторяем старые шаблоны. Но в конце концов мы всегда находим дорогу друг к другу. Потому что мы обещали, что так и будет.
Он — мое утешение, я — его солнце, а Франко — вся вселенная вокруг нас.
После предательства Кати и Сергея Алексей гораздо осторожнее относится к тем, кого впускает в свой дом. И мы никогда никуда не выходим без него. Без его защиты и тщательных мер безопасности.
Некоторые сказали бы, что это неправильно. Жить так далеко от всех остальных. Все время быть дома. Но это наше королевство. Он мой король, а я его королева. И мы сделаем все, чтобы защитить друг друга. И мы здесь самые счастливые. Там, где мы есть друг у друга.
Мак и Лаклэн часто навещают меня. Кива и Франко будут расти вместе. Так же, как это сделали мы с Мак. Только будут делать это в окружении людей, которые их любят. И они никогда не узнают тех ужасов, которые познали мы с Мак. Или даже Алексей. Потому что, став матерью, я поняла одну вещь. Настолько глубокую в своей простоте, что иногда она выводит меня из равновесия.
Моя любовь к Франко бесконечна. А моя мать просто была не способна любить. Она была сломлена настолько, как я никогда не смогу быть сломлена по-настоящему. Я не такая, как она. Я никогда не буду такой, как она.
Потому что они у меня есть. И для меня это все, что мне нужно знать, чтобы продолжать бороться. Чтобы продолжать жить. Чтобы лелеять каждое мгновение, которое я проведу с ними.
Когда я сейчас смотрю, как Алексей говорит по-русски со своим сыном и получает от того улыбки, я тоже улыбаюсь.
Как и Магда, которая с удовольствием примерила на себя роль Бабушки. Даже Николай заслужил возвращение на орбиту Алексея. Он — все, о чем я могла бы мечтать в шурине и дяде. Всегда балует Франко, когда он приезжает в гости.
Сегодня он приехал с шикарным детским «хаммером», чтобы Франко мог прокатиться по двору. Единственная проблема в том, что Франко еще даже не ползает.
— Хорошо бы у него был двоюродный брат, — говорю я Николаю.
Он смотрит на меня и качает головой. Я до сих пор не знаю, что происходит между ним и Танакой. Она всегда остается в его поле зрения, но холодная конфронтация между ними очевидна для любого.
— Может быть, когда-нибудь, — говорит он.
— Может быть, когда-нибудь что? — спрашивает Алексей, передавая мне Франко и притягивая мое тело к себе.
— Я говорила ему, что он тоже должен обзавестись наследником.
Алексей качает головой. —
— Ему одному с этим не справиться.
Позади него улыбается Танака.
— Обед готов, — прерывает нас Магда.
— Николай, отведешь Франко вниз? — спрашивает Алексей.
Николай забирает его у меня, и все спускаются вниз, кроме нас с Алексеем. Я уже знаю, чего он хочет. Похоже, теперь у нас всегда постоянные гости. И иногда эти украденные моменты — все, на что мы можем надеяться.
Он наклоняется и обнимает меня, целуя и лаская, пока у него есть шанс.
— Надень сегодня для меня черное, — говорит он. — И давай пораньше ляжем спать.
— А как насчет Франко? — интересуюсь я.
— Дядя Николай сможет немного попрактиковаться, — отвечает он.
Я улыбаюсь ему, любопытствуя, как долго он планировал это.
— Ладно, Лешка. Для тебя я надену черное.
Я собираюсь спуститься вниз, но он снова останавливает меня.
— Я еще не говорил тебе сегодня, — шепчет он, когда его губы находят мои. — Но я люблю тебя, Солнышко. Всегда.
По правде говоря, он говорит мне это каждый день. Иногда он просыпается посреди ночи только для того, чтобы сказать мне об этом. Чтобы напомнить мне, что он дал мне то, о чем я никогда не могла и мечтать.
Его сердце.
Я не принимаю это как должное.
Даже когда мы ссоримся, мы всегда помним, что никогда больше не должны принимать друг друга как должное.
Так что, я думаю, в конце концов, может быть, у всех нас осталась хоть какая-то надежда. Даже у меня.
