Ольга Львовна вновь поправила подушку, улыбнулась печально.
— Золотое время, чудесное! Оттого, что молодыми были, наверно. Доверчивыми, искренними. И старики это чувствовали…
— Татьяна! Люда! — в палатку заглянула Ева. — Долго вас ждать? Бегом в штабную палатку! Анатолий уже сердится!
— Сейчас! Совсем забыла! — смутилась Татьяна и посмотрела на своих помощниц. — Управляйтесь без нас. Начальство требует на ковер!
Поймала недоуменные взгляды, но объяснять ничего не стала. Вышла поспешно вслед за Людмилой. Та вообще обошлась без лишних слов. Накинула куртку и молча последовала за Евой. Татьяна догнала их уже на подходе к ступенькам, ведущим из ложбины наверх.
Дождь прекратился, но тучи по-прежнему затягивали небо. Луч Евиного фонарика едва пробивал плотный кокон темноты. Все вокруг пропиталось водой, ноги то и дело проваливались в мелкие рытвины, лужи, подошвы скользили по траве и раскисшей почве. С горем пополам они преодолели подъем и вышли на поляну. Там было светлее, уже горели костры, возле которых толпилось мужское население лагеря, пытаясь согреться и обсушиться. Рядом, между металлическими опорами кухонного тента, растянули веревки, на которых развесили мокрые одеяла и спальники. Вероятность, что они просохнут, была небольшой, поэтому, как ни крути, нынешняя ночь могла показаться экспедиционному люду бесконечной.
Ева, словно почувствовав ее настроение, обернулась на мгновение:
— Не дрейфь, подруга! Бывало и хуже!
Тихо засмеялась Людмила.
— Помнишь, Ева, как спасались от степного пала в озере и молили Бога, чтобы послал дождичек?
— Помню, — вздохнула Ева, — часа три сидели. Весь лагерь в одночасье выгорел. Тогда бы сегодняшний дождичек! А сегодня к костерку бы поближе. Или к боку теплому прислониться. Да поспать чуток!
Она сомкнула руки на груди.
— Эх, обнял бы кто-нибудь, согрел!
— Сейчас согреют! — весело пообещала Людмила и пропела:
Командир наш сердит,
Нас ругает и бранит…
Ева мигом подхватила:
Что мы девки спорые,
Но дюже бестолковые…
Татьяна удивилась. Надо же, нашли повод для веселья, частушки распевают. Но чего им не распевать? На их же глазах человека не убили! И в подозреваемых они не числятся. А вот у нее в перспективе ничего хорошего, лишь новые объяснения с полицией. Стоило Татьяне прийти в себя после аварии, как в палату к ней тут же наведался следователь. Поэтому она знала, насколько эти объяснения неприятны, даже в том случае, если ты не виновен. Но теперь вряд ли все обойдется, как в прошлый раз. По факту убийства непременно возбудят уголовное дело. Наверняка будут допрашивать. И хорошо, если определят в свидетели, а не в обвиняемые. Слишком зыбкая грань между этими понятиями, особенно, если тебе нечего сказать в свое оправдание…
Татьяна горестно вздохнула. И с какой дури она схватилась за нож? Сегодня, наверное, с пеленок любой россиянин знает, что такое вещественное доказательство. Отпечатки следов пальцев как раз и являются несомненными уликами против преступника. Попробуй теперь объяснить следователям, что она случайно оказалась на месте убийства и по глупости залапала орудие преступления! Правда, труп пропал… Но проблемы ведь не исчезли?
Ева и Людмила, оживленно болтая, шли впереди. Татьяна, едва поспевая за ними, плелась сзади. У самого входа в штабную палатку встретили Игоря Полежаева с бутылкой нашатырного спирта в руках.
— Ольга Львовна просила. Передайте ей, пожалуйста, — сказал он, протягивая бутылку Татьяне.
— Хорошо, передам, — кивнула она и вошла вслед за Евой в палатку.
Игорь и Людмила замешкались на входе.
— Вернулся завхоз? — спросила девушка.
— Нет, чтоб его! — ругнулся дендрохронолог. — Видно, застряли где-то. Хотели заправить генератор, чтобы свет дать в лагере, да кухню запустить, глянули, а в бочке пусто. Валяется на боку, остатки солярки в землю ушли…
— Как солярка могла вылиться? — поразилась Людмила. — Там же пробка, фиг открутишь!
— Откуда мне знать? — удивился в ответ Игорь. — Забыли завернуть, наверно. Буря налетела, бочка упала. Понимаешь? Меня другое волнует…
Дендрохронолог что-то еще сказал Людмиле. Та недовольно буркнула в ответ, но Татьяне было уже не до их перепалки. Она наконец увидела Анатолия.
Он стоял в окружении пяти или шести молодых мужчин и женщин. Некоторых из них Татьяна знала. Женщины — сотрудницы музея, а мужчины, кажется историки, преподаватели университета. Чувствовалось, что все немного подавлены, но не напуганы. И, похоже, уже обсуждали какие-то проблемы — деловито и сосредоточенно. Надо сказать, Татьяне сразу понравилось, как в экспедиции решались археологические задачи — бойко и весело, иной раз и непечатные словечки проскакивали. Спорили громко и даже ругались — беззлобно, не оскорбляя, не унижая друг друга. Но сейчас мужчины и женщины лишь изредка перекидывались фразами — непривычно тихо, без шуток и смеха — и не сводили глаз с начальника экспедции, как если бы он сообщал нечто важное. Анатолий же вовсе никого не замечал, кроме своих собеседников, настолько был увлечен разговором. Правда, покосился на вошедших, но промолчал и отвернулся. И взгляд у него был отрешенным, он не понял, кто именно вошел в палатку. В общем, люди занимались серьезным делом и не отвлекались на чепуху.
Татьяне стало не по себе. С какой стати она сюда явилась? Чего ради торопилась, спешила, снова промочила ноги, заляпала грязью джинсы? Но ведь Анатолий ее позвал, так Ева сказала. И она бежала по лужам, чтобы снова увидеть его. И, честно, почти не думала о своих проблемах. Забыла о страшной буре, даже убийство Федора воспринимала по-другому, словно все самое страшное и неприятное осталось вдруг там, за накрывшей лагерь стеной дождя, за темнотой… И страхи там остались, и боль… Но, оказавшись в палатке, она вдруг поняла, что никуда ей не деться, никуда не спрятаться от тайн, намеков, подозрений, от тех же плохих предчувствий и сомнений.
— Чего застыла? — прошептала Ева и потянула ее за рукав к скамье возле стола.
Но Татьяна присела на стульчик рядом с входом в палатку. Вжалась в угол и притихла. Свет лампы сюда не дотягивался. Отгородившись щитом полумрака от всех находившихся в палатке людей, она чувствовала себя более защищенной. Хотелось хоть ненадолго остаться незамеченной, успокоиться, привести мысли в порядок.
Ева, в отличие от Татьяны, по-хозяйски устроилась за столом и, перебирая какие-то бумаги, успевала шепотом переговариваться с Игорем, присевшим на лавку рядом. Лицо дендрохронолога было встревоженным. Возможно, Ева уже рассказала ему об убийстве Федора, потому что он вдруг отыскал взглядом Татьяну и нахмурился. И сердце ее вновь замерло в тревоге.
