После вышеупомянутого ЧП корпуса управления соединили крытыми галереями. Причем внутри каждой установили двери, всегда запертые на замок. Ключи хранились у одного из ближайших помощников Окава. Получить оные можно было только по особому распоряжению и в исключительных случаях.
Каждое строение занимала отдельная служба, сотрудникам которой категорически запрещалось устанавливать любые контакты с коллегами из других подразделений. Рабочий день в отделах начинался с десятиминутной разбивкой: 9.00, 9.10, 9.20 и так далее, чтобы, не приведи Господи, сотрудники из одного коттеджа не увиделись с коллегами из другого. Автобусы привозили офицеров именно с таким интервалом. Точно так же «пинкертоны» разъезжались в конце трудового дня.
Однако, кроме выгоды в виде высочайшей степени секретности, возникали и трудности. Связанные с тем, что правая рука зачастую не знала, что делает левая.
В тот день в кабинет полковника робко постучал подчиненный в звании капитана. Получив разрешение войти, плотно прикрыл за собою дверь.
— По вашему приказанию… — начал бодрый доклад командир подразделения, занимающегося самым сложным участком работы разведок всего мира — нелегалами.
Окава поморщился:
— Оставь пустые формальности! У меня тут служебный кабинет, а не плац для строевой подготовки.
— Так точно, господин полковник!
— Садись! С твоим последним рапортом ознакомился. Молодцы! Поздравляю. Потрудились в поте лица.
— Что прикажете предпринять дальше?
— Действуйте по предусмотренной для таких случаев схеме!
— Проект D-1?
— Да! И не откладывайте выполнение в долгий ящик. Нелегал, отважившийся действовать в обход Центра, не просто опасен, он — прямая угроза всей организации.
— Метод?
— Никаких модных штучек! Привычный и надежный, как швейцарский банк, несчастный случай.
— Есть! Разрешите идти?
— Идите! Кстати, перед тем, как сдавать досье умника в архив, занесите мне.
И, поймав слегка удивленный взгляд подчиненного — виза полковника для сдачи на хранение личных дел, навечно выведенных из игры управлением, не требовалась, — Окава объяснил, хотя мог до этого и не опускаться:
— Готовлю труд на соискание ученой степени. И данный случай — очень удачный пример в раздел о сложностях работы с нелегалами.
— Будет исполнено! — щелкнул каблуками капитан и вышел, с такой осторожностью притворив дверь, будто опасался даже негромким хлопком спугнуть научные поползновения шефа.
Как ни старался Берц расшевелить за ужином Ирену, это не удалось. Из клиники молодую женщину выписали три недели назад. Жить в доме Клода она не захотела и прямо из больничной палаты вернулась в отцовский. Потянулись унылые однообразные будни, напоминающие тягучие мелодии Шопена.
— Доченька, съешь немного салата. Просто кулинарный шедевр! — искусно закручивал спираль уговоров Берц.
— Не хочу, папа! И, пожалуйста, не настаивай! Я ведь не маленькая.
— Но так себя изводить нельзя! — не унимался отец. — Мы уже не раз обсуждали проблему. Да, несчастье свалилось ужасное. Сразу потерять двух самых близких людей — врагу не пожелаешь. Однако только не расцени мои слова как цинизм, не ложиться же тебе живой в гроб?! Нужно брать нервы в руки. И чем скорее, тем лучше.
Ирена, словно робот, продолжала механически ковырять вилкой в тарелке.
— А как ты насчет нескольких сеансов у психолога? Приглашу прямо домой.
— Я одного понять не могу, — произнесла дочь отрешенно.
— Чего? — обрадовался хоть какой-то реакции Берц.
— Почему в тот момент, когда меня увозила «Скорая помощь», Клод вел себя настолько странно?
— Ирена, милая, сколько можно об одном и том же? Чего ты, право, зациклилась на этой сцене?! Ну, растерялся мужик! Как иначе? Первенец — и вдруг выкидыш.
— Нет, родной! Разве я не отличу физиономию растерянного человека и… совершенно иной ее вид?
— Это все фантазии! Что, как подтвердил врач, вполне объяснимо после перенесенного тобой стресса.
— Доктор тоже заблуждается, — задумчиво проговорила Ирена. — Клода, как и любого другого нормального человека, безусловно, поразила эта ситуация… Но в состояние прострации ввело что-то другое. Я хоть и отвратно себя в тот момент чувствовала, мимику его лица помню отчетливо. Это не сострадание. Точнее, на секунду-другую оно промелькнуло. Однако лишь короткий промежуток. А потом появилась гримаса. Да, да, отвращения! Почему?! Что произошло за те считанные мгновения?
Ирена снова впала в глубокую задумчивость — привычное в эти недели состояние.
— Дорогая, — прервал затянувшуюся паузу Берц. — Я должен тебе что-то сказать.
— О Клоде?! — встрепенулась та. — Ты что-то узнал новое?
— К сожалению, не о нем. А о нас с тобой.
— Слушаю! — сразу потеряла интерес к разговору Ирена.
— Я вынужден отлучиться по делам. Отправляюсь в командировку на север. Надеюсь за два-три дня обернуться.
— Хорошо! — ничего, кроме полной апатии, в ее голосе не прозвучало.
— Но я не случайно сказал, что дело касается и тебя.
— Каким боком?
— Я не хочу, чтобы ты в таком сумрачном состоянии души оставалась в доме сама. И попросил прислугу это время побыть с тобой. Ночью — тоже.
— Поступай, как считаешь нужным. Мне все равно, — обронила Ирена.
И добавила:
— А теперь, папа, извини, я пойду наверх. Что-то очень устала.
— Может, тебе принести туда кофе или чай?
— Не нужно!
Если откровенно, то Берц подобному повороту был даже рад. Ибо ожидал ожесточенного сопротивления дочери идее с горничной. Та же неожиданно быстро согласилась на присутствие в доме посторонней. Так что он хоть в этом плане будет спокойным.
Спустя двое суток в особняке Берца раздался телефонный звонок. Поскольку Ирена после смерти мужа к аппарату не подходила, трубку взяла горничная.
— Дом Берца! Слушаю.
— Это полиция города Вамба!
— Кто?! — испуганно переспросила домработница. — И… откуда?
Женщина, как огня боялась слова «полиция», а о населенном пункте с таким названием вообще никогда не слышала. Ибо дальше Матади отродясь не бывала.
— Полиция! Из городка Вамба — это Верхний Заир.
— Чт-т-о вам нужно? — заикаясь произнесла она. — Вы не ошиблись адресом?
— Номером, вы хотели сказать?
— Ну, да, — боязливо подтвердила горничная.
— Ни боже мой! Ведь вы, отвечая на звонок, сами просемафорили, что это квартира господина Берца.
