– Ч-черт! – выругался Рэнсом, сплевывая кровь.
Морена снова ударил его.
Рэнсом попытался дать сдачи, но не смог: сзади его крепко держали двое солдат. Они выволокли его на улицу, бросили в грязь и начали избивать.
Мадлен все еще кричала, когда он потерял сознание!
Все болело. Голова, лицо, ребра, живот, руки, пах… Рэнсом вспомнил, как его бросили на землю, как зверски били. К счастью, он потерял сознание и ничего уже не помнил. Ничего, кроме душераздирающих криков Мадлен.
Мэдди! От страха за нее он в одно мгновение пришел в себя. И попытался подняться. Но внезапная резкая боль пронзила его, и Рэнсом застонал. Господи, как больно!
– Лежи смирно, не шевелись.
Ее голос. Ее прекрасный голос. Прикосновение ее рук к лицу, плечам… Она бережно укладывает его, а он беспокойно мечется…
– Мэдди! – хриплым шепотом позвал он. Рэнсом хотел открыть глаза, но это оказалось слишком больно.
– Я здесь. Не бойся. Я здесь, – тихо сказала Мадлен.
Хотя кругом отвратительно пахло, Рэнсом легко различил свежий запах ее кожи, аромат волос, почувствовал, как щекочут лоб ее шелковистые локоны. Собрав все свои силы, Рэнсом поднял руку и привлек ее к себе. Она сопротивлялась лишь миг, больше от удивления, чем от недоверия к нему, и внезапно расслабилась, уступая его силе и зову. Он прижался лицом к ее шее, а потом к нежной впадинке между ее грудями – когда она наклонилась к нему, блузка чуть распахнулась… Кружевной лифчик щекотал его щеку.
Рэнсом глубоко вздохнул и еще сильнее прижался к ней, желая умереть в ее объятиях. Теплая, милая, сильная… Мадлен.
Она осторожно коснулась ссадины на его затылке и опустила его голову на подушку. И опять все стало для него черным.
Его разбудили какие-то голоса. Сначала он не мог разобрать, откуда они доносятся и кто говорит. Рэнсом лежал неподвижно, в каком-то странном забытьи. Он так и не мог понять, спит он или нет.
Потом он узнал этот звонкий женский голос – Мадлен. По-испански она говорила ужасно, однако все же как-то умудрилась объясниться. Ей нужна еда, бинты, лекарства, кипяченая вода, чистая одежда и врач. И все это требовалось почему-то прямо сейчас, немедленно. Однако кто-то грубо ответил ей отказом. Хриплый мужской голос. Тогда она сменила тактику, взывая к добропорядочности этого человека. Но таковой у него, по-видимому, не оказалось. Однако Мадлен не сдавалась. Она предложила ему денег. Ради Бога, она готова дать их ему. А может, он хочет взять ее серьги? Они очень красивые и дорогие.
Наконец мужчина ответил ей, чего он хочет. Рэнсом засомневался, что Мадлен точно поняла его, однако уже по тону можно было безошибочно распознать его намерения.
Повисло молчание. Рэнсом затаил дыхание и напрягся. Господи, как у него все болело!
– Хорошо, – сказала наконец Мадлен по-английски абсолютно спокойно, не повышая голоса. Потом снова перешла на испанский: – Принеси мне все, о чем я тебя просила, и я…
– Вы что, совсем свихнулись?! – Забыв о боли, Рэнсом вскочил с постели, в три шага перепрыгнул через комнату и схватил Мадлен в охапку. – Только через мой труп!
– Рэнсом! – выдохнула остолбеневшая Мадлен.
Рэнсом повернулся к охраннику, который, похоже, испугался – отошел назад к двери, которая все еще была приоткрыта. Он наставил «кольт» сорок пятого калибра на Рэнсома, целясь ему в живот. Глядя вооруженному охраннику прямо в глаза, Рэнсом объяснил ему на языке жестов, сопровождая их отдельными высказываниями на английском и испанском, что именно он сделает с ним, если тот посмеет только дотронуться до его женщины.
– Рэнсом, прошу тебя, оставь его в покое… – начала было Мадлен, но Рэнсом, казалось, не обращал нее никакого внимания. – Понял, ты, урод, сукин сын?
Растерявшись от неожиданности, охранник отступил на шаг. Словно проверяя его храбрость, Рэнсом, напротив, подошел к нему еще ближе. Отсюда он увидел, что же находится за открытой дверью, ведущей в их камеру, – еще одна крохотная комнатка, в которой не было ничего, кроме большого письменного стола. Из нее выходили три двери – однако все они были закрыты, и; понять, куда они ведут, было невозможно. Разумеется, он мог бы, отшвырнув стражника, выскочить в эту комнатенку, вытаскивая за собой Мадлен, но что дальше? Он ведь не знал, куда ведут эти двери. И не сможет убежать до тех пор, пока этого не узнает.
– Ради Бога, Рэнсом, прошу тебя! – воскликнула Мадлен звенящим голосом. – Он ведь сейчас застрелит тебя! А помочь я тебе не смогу. Особенно здесь…
Охранник выглянул за дверь. Нет, конечно, Рэнсом не бросится на него, хотя искушение очень велико. Через несколько мгновений в камеру вошел солдат. Оба моментально наставили ружья на Рэнсома. Тот послушно поднял руки вверх и отошел назад, в глубь камеры. Только тогда двое вышли, оставляя Мадлен и Рэнсома наедине.
– Ты псих – так его провоцировать? – накинулась на Рэнсома Мадлен.
Он посмотрел на нее с едва сдерживаемым бешенством:
– А, так, значит, псих я, а не ты? Разумеется, ты ведешь себя совершенно нормально, предлагая себя этому кобелю.
– Что?! Но я…
– Придумала бы что-нибудь потом? – Рэнсом разъярился, и остановить его было не так-то просто.
– Я…
– Слушай, не строй из себя идиотку, Мэдди! Ты хочешь, чтобы десяток этих вонючих ослов повалили тебя на спину и делали с тобой что хотели, пока бы ты не потеряла сознание? И я бы уже никак не мог остановить их – потому что они убили бы меня.
Видя, что он говорит совершенно искренне, Мадлен побледнела от страха, но не хотела сдаваться:
– К черту! Я ведь хотела тебе помочь!
– Ничего не скажешь – изумительная помощь! Дать понять этим кобелям, что ты не прочь переспать с ними! Неужели ты не понимаешь, что этот болван сейчас думает, что ты действительно его хочешь и только я мешаю вам как следует насладиться друг другом! – Рэнсом схватил Мадлен за плечи, сжал ее изо всех сил и потряс. Как заставить ее понять, насколько она беззащитна в этой стране одна, без него! – Пойми, Мэдди, я не знаю, что ты имела в виду, но ты дала сейчас понять этому ублюдку, что ты для него вполне доступна, даже если у тебя и в мыслях не было сдерживать данное ему обещание.
– Если бы мне пришлось сдержать слово – что ж, я вполне готова, – с каменным лицом ответила Мадлен. – Пойми и ты меня! Я совершенно не разбираюсь в медицине – а ты за эти два часа почти не шелохнулся! Мне показалось, ты умираешь, если уже не умер! Я готова была на все, только бы спасти тебя! Я должна… Ты не мог… Я… – Голос ее задрожал, из глаз полились слезы, оставляя влажные полоски на грязных, покрыты пылью щеках.
– Ч-черт! – только и выдавил из себя Рэнсом, не в силах видеть ее слезы.
