главу и, наверное, забыла про меня. Или тебе, Влад, нужно было благодарность выписать, за помощь нуждающимся авторам?
Рассердившись на себя, упаковываю клубнику в три пакета и прячу в холодильник, чтоб не воняла больше. Открываю все окна и ложусь спать. Вечером на смену.
На следующее утро я улёгся сразу после работы, накрывшись с головой одеялом. Гнал к чёрту все мысли о соседке из своей головы, но всё равно постоянно просыпался в страхе, что не услышу, как она звонит в дверь.
На третий день желание увидеть писательницу стало настолько сильным, что я с нетерпением ждал утра, чтобы отправиться на пробежку. В пять уже был у залива, но её там не оказалось. Долго боксировал на берегу с невидимым противником, выплёскивая свою ярость. Потом сидел и бросал камешки в воду. Прошел час – но она не пришла. Полностью разочарованный, я побежал к дому.
Миновав арку, я увидел её. Лика выходила из подъезда с собакой на поводке. Сердце радостно заколотилось, и я перешёл на шаг. Мне хотелось наброситься на неё и сжать в объятиях. Впиться в сладкие губы и запустить руки под олимпийку. Но мы были на улице, и нас могли увидеть.
Хотя бы заглянуть в глаза и дотронуться до теплой ладошки. Большего не надо. Но она прошла мимо, глядя куда-то в сторону. Даже чёртов пёс завилял хвостом, а она не захотела поздороваться…
Я влетел в квартиру и, не разуваясь, прошёл на кухню и достал из холодильника клубнику. Не знаю, что такое на меня нашло. Будто временное помешательство. Помню, как яростно давил над унитазом сочные ягоды, и по моим пальцам стекал красный сок с ароматными ошмётками. Потом долго мыл руки с мылом и тёр лицо. А потом позвонил Кире.
Она не задавала вопросов и никогда не лезла в душу. И в этом, наверное, было её главное достоинство. Каким-то своим женским внутренним радаром Кира всегда безошибочно улавливала моё состояние. Флиртовала и болтала, когда мне было хорошо, просто сидела рядом и гладила по голове, когда было паршиво, покорно отдавалась, когда нужно было сбросить напряжение. Ничего не просила, ни на что не жаловалась. Но почему-то сейчас меня это раздражало.
– Не хочешь попробовать что-нибудь новенькое? – предложил ей, наевшись домашних котлет. Она мыла посуду в одной моей рубашке, и очертания ее тела порождали определенные фантазии. – Давай распечатаем твою попку?
Посмотрела на меня испуганно и быстро отвернулась к раковине. Молчала несколько минут, а потом тихо ответила:
– Давай попробуем, если тебе так хочется…
– Массажное масло какое-нибудь есть?
– Массаж мне сделаешь? Давай, а потом я тебе, – с энтузиазмом ответила она.
Притащила из ванной бутылочку детского масла и скинула рубашку. Легла на кровать и в нетерпении завиляла задом. Я тоже разделся и уселся сверху. Налил масла на спину и начал работать руками. Я гладил Киру, представляя на её месте писательницу и надеясь вернуть себе те ощущения. Возбуждение нарастало, но вместе с тем внутри просыпалась какая-то злость на себя и свою одержимость соседкой. Сам не заметил, как усилил нажим, и вот уже яростно и грубо растирал спину и мял упругие ягодицы. Она всё никак не расслаблялась, и я сердился ещё больше. Решив, что с неё хватит, надавил на сомкнутое колечко и удивился, встретив сопротивление. Налил еще масла прямо туда и стал буквально ввинчивать палец.
– Влад! – вдруг вскрикнула Кира, – мне больно! Пожалуйста, не надо!
Словно очнулся вдруг и увидел слёзы на её скорченном от муки лице. Бросился в ванную и долго отмывался от масла, ругая себя за грубость. Вернулся в комнату и не глядя на девушку бросил:
– Прости, увлекся. Можешь одеваться.
Надел штаны и вышел покурить.
Долго стоял на балконе и слушал всхлипывания, доносящиеся из комнаты. И мне бы пойти сейчас к ней, обнять и успокоить, но я не могу. Где-то внутри меня всё ещё сидит ярость. Ярость на эту чёртову писательницу, что сводит меня с ума. Ярость на себя, за то, что впервые был настолько груб с девушкой. С девушкой, которая ничем этого не заслужила. Она, наоборот, всегда была для меня идеальной. И я не должен был срываться на ней.
Приняв решение, возвращаюсь к Кире:
– Прости, но нам нужно расстаться. Может быть на время, а может, и навсегда. Не знаю пока. Мне нужно разобраться в себе. Кажется, я тебе не подхожу…
– У тебя появилась другая? В этом всё дело? – вскидывает заплаканное, совсем некрасивое лицо.
Боже мой, женщины! Я говорю, что дело во мне, и что Я ей не подхожу, а она думает о сопернице? Каким шестым чувством она это уловила?
– Нет, Кира, – горько усмехаюсь я, – никого у меня нет…
Восемь
Второй день идет дождь. Поэт бы сказал, что он вместе со мной оплакивает разлуку, – и ошибся бы. Странное дело, но я чувствовал облегчение. Будто освободился от ненужного груза. А ведь думал, что люблю её, и даже собирался жениться. Сложно понять, что же всё-таки во мне изменилось. Всё равно как всю жизнь ел пресную и безвкусную кашу – и вдруг попал в ресторан. Попробовал сотую часть меню – и каша уже не лезет в горло. А ресторан вдруг закрыли и никакой надежды, что попаду туда снова, но есть эту кашу больше не согласен. Лучше умереть с голоду.
Кстати про голод. Уже почти сутки в моем меню пиво и сушёная рыба. Так и впрямь можно ноги протянуть. А мне ещё на смену сегодня. Ставлю воду для пельменей и выхожу покурить на балкон. Небо чуть расчистилось, и в просвет выглянуло солнце. На улице сразу стало как-то радостней. Гигантские лужи во дворе сверкают и отражают длинные ряды окон.
Слышу детские возгласы и вижу двух мальчишек в ярких резиновых сапогах. Забегают прямиком в лужу и начинают в ней радостно прыгать. Невольно улыбаюсь, вспоминая себя в детстве и немного завидуя, что могут вот так – самозабвенно скакать и плескаться. Вдруг прямо в лужу вбегает лохматый чёрный пёс, волоча за собой на поводке хозяйку. Он слишком большой, и она не может удержать его на своих высоких каблучках.
– Граф, ну ты-то куда! – в отчаянии вскрикивает она, и моё сердце пропускает удар.
Подаюсь вперед, высовываясь в окно, и жадно всматриваюсь в писательницу. Она стоит у края лужи, в которой резвятся её дети и пёс. На неё попадают брызги и оставляют пятна на светлом плаще. Она громко визжит и пытается увернуться, но брызгов становится всё больше.
– Мама, иди к нам! Тут здолово!
– Ай, шут с вами, всё равно вся грязная, – махает рукой она и тоже заходит в лужу.
Прыгают все втроем, взявшись за руки, а пёс носится
