Что-то на улице привлекло внимание Грейс. Это был мужчина, который помог ей подняться по ступеням вагона. Он следил за тем, как какой-то груз перетаскивали из вагона поезда в повозки. Присмотревшись, Грейс увидела, что это за груз: оружие и полевое снаряжение. «Значит, — подумала она, — он охотник и покидает поезд здесь, в Вои».
Грейс с интересом стала наблюдать за ним. В одежде цвета хаки и большой круглой шляпе он выглядел очень привлекательно. Вдруг он повернулся и встретился с Грейс взглядом, и ее сердце замерло. Он улыбнулся, а затем вскочил на лошадь, отдал ей честь и ускакал прочь.
Наблюдая за тем, как его фигура исчезает в ночи, Грейс подумала, что это именно тот сценарий, по которому развиваются ее отношения с противоположным полом, и таким он будет всегда. Она приводила мужчин в смятение, как сегодня днем, когда они не знали, как вести себя с ней, или пробуждала в них необъяснимое презрение, или удостаивалась от них наивысшей похвалы, как в случае с охотником, после чего они начинали относиться к ней как к хорошему парню.
Грейс подумала о раненых солдатах, которых каждый день приносили на медицинский корабль. Как милы они были с ней поначалу, флиртовали, думая, что она обыкновенная медсестра. И как резко менялось их отношение к ней, когда они выясняли, что она врач и офицер: они начинали почтительно вытягиваться перед ней и выказывать всяческое уважение, создавая тем самым невидимый барьер, за который она никак не могла перейти.
Девять лет назад, в тот день, когда ее приняли в медицинский колледж, Грейс разговаривала с одной пожилой женщиной-врачом. «Твоя новая профессия будет для тебя одновременно и проклятием и благословением, ты поймешь это, — сказала ей доктор Смит. — Мужчины-врачи будут презирать тебя за то, что ты посмела вторгнуться в их ревностно охраняемое братство. А мужчины-пациенты будут считать тебя неспособной к занятиям медициной. У тебя не будет нормальной общественной жизни, потому что ты не впишешься в роли, отведенные этим обществом женщинам. Одни мужчины поставят тебя на пьедестал, да так высоко, что сами не посмеют к тебе приблизиться. Другие посчитают забавной чудачкой. Ты будешь пугать одних и удивлять других. Ты войдешь в мир мужчин, но не станешь своей, а будешь получать самое малое из привилегий этого мира».
Доктор Элис Смит, которая в свои шестьдесят лет была не замужем, сказала ей чистую правду. Грейс Тривертон в двадцать девять лет была старой девой.
Она откинулась на сиденье и закрыла глаза.
Это и была та цена, о которой ее предупреждали много лет тому назад, когда она объявила о своем намерении изучать медицину. Ее отец, старый граф, отказался поддержать ее, а братья просто высмеяли, предупредив, что она утратит женственность и превратится в мужика. Некоторая часть их предсказаний сбылась. Ей действительно пришлось пойти на жертвы. Надежды на то, что она выйдет замуж и заведет детей, уже практически не осталось. Несмотря на двухгодичное плавание среди тысяч солдат, Грейс все еще была девственницей.
Но не все мужчины вели себя так, как ее братья или те грубияны в бунгало. Был охотник, который обратил на нее внимание, а в Египте, где располагалась их база во время войны, Грейс встречала офицеров, культурных, воспитанных мужчин, настоящих джентльменов, которые с уважением относились к офицерскому знаку отличия на ее рукаве и слову «доктор», которое ставилось перед ее именем.
А еще был Джереми.
Честно говоря, предсказание доктора Смит показалось Грейс полным бредом, особенно в ту минуту, когда Джереми надел ей на палец кольцо и объявил о помолвке. Но эта мечта утонула в темных водах Средиземноморья вместе с подбитым торпедой кораблем и Джереми.
Тарелки унесли, а женщин попросили выйти из купе и подождать на платформе, пока им застелят постели. Грейс, поддерживая невестку под локоть, вывела ее из вагона. Они стояли на платформе, дыша чистым ночным воздухом и любуясь великолепием звезд. Скоро над горой Килиманджаро будет видна полная луна.
Англия теперь представлялась другой галактикой. Порой даже возникало такое чувство, что она никогда и не существовала. Казалось, они выехали из Саутгемптона целую вечность назад. Три недели они плыли на восток, удаляясь с каждым днем все дальше от родных берегов на встречу с неизвестным. Порт-Саид показался Грейс несколько странным. Теперь, когда война была позади, туристы вновь стали возвращаться туда. На борт корабля поднимались лавочники со своим дешевым товаром и «настоящими» древними артефактами, а также торговцы с едой и крепким египетским вином.
Потом был Суэцкий канал, окруженный суровой бесплодной пустыней, и порт Судан с величественными вереницами верблюдов и арабами в бурнусах. Из Адена, этого унылого оазиса посреди пустыни, корабль направился вдоль экзотического побережья Сомали в знойный Индийский океан, где закаты окрашивали небо в золото и пурпур. И, наконец, в Момбасу, город на побережье Британской Восточной Африки, с его белыми зданиями, кокосовыми пальмами, манговыми деревьями, ярко цветущими кустарниками и жителями, шумно торгующими всякой всячиной. Куда подевался английский туман, благородные древние камни Белла Хилл, пабы вдоль узких улочек? Они остались в другом мире, в другой жизни.
Грейс смотрела на мужчин, сидящих на веранде бунгало, с сигарами и бренди, ждущих, когда завершится их странствие. Какие мечты привели их на эту девственную и дикую землю? Кого из них выберет удача, а кого провал? Что ждет каждого из них в конце этого путешествия? До Найроби, должно быть, еще день езды. После этого графиню Тривертон и ее свиту ждет многодневная поездка на повозке по грязным дорогам, на север, в Найэри.
Грейс содрогнулась от одной мысли об этом. Ее мечта, которую они с Джереми лелеяли во время их красивого, но несправедливо короткого романа, могла стать реальностью по завершении этого дикого пути. Именно Джереми подарил ей прекрасную мысль создать уголок надежды и милосердия посреди пустыни; после войны он планировал поехать в Африку и нести Слово Божие в дикий мир язычества.
Они планировали работать вместе: Джереми лечил бы душу, а Грейс — тело. Ночами, сидя на палубе или в каюте корабля, они говорили о миссии, которую хотели открыть в Британской Восточной Африке, и этот день был уже не за горами. Грейс собиралась построить эту больницу в память о Джереми; она хотела привнести его прекрасный свет во мрак Африки.
— Боже, — вдруг прошептала Роуз, навалившись на Грейс. — Кажется, мне нужно лечь.
Грейс бросила на невестку озабоченный взгляд. Лицо Роуз было белым, как ее муслиновое платье.
