Какое-то время они молча шли по кладбищенской аллее, потом снова заговорил Воскобойников:
— Да… Грустно теперь будет на этом свете без Ларисы Петровны. Женщина она, конечно, была своеобразная, но писательский талант имела неоспоримый. Хотя, вы знаете, могла бы, конечно, использовать его более рационально. Впрочем, кто знает, кто знает…
Поздняков не поддержал тему. Во-первых, он еще не был готов говорить о Ларисе в прошедшем времени; во-вторых, легкий моросящий дождичек приятно освежал его лицо после жары, и ему вообще хотелось не произносить какие-то никчемные слова, а идти молча, вдыхая аромат хвои, и ни о чем не думать.
Но Воскобойников никак не отвязывался.
— Не понимаю, зачем она это сделала? — вздохнул он. — Сорок пять лет для писателя — детский возраст, еще жить да творить. И на тебе, взяла и покончила с собой, хотя, грешным делом, я теперь сопоставляю факты и нахожу, что звоночки к тому были уже давно…
— Вы в этом уверены? — вырвалось у Позднякова.
— В чем, простите?
— Ну, в том, что она покончила с собой?
Все, дамбу прорвало, Поздняков таки высказал, что было у него на уме и на языке с того самого момента, как он услышал жуткое сообщение по радио. Сомнение возникло у него сразу же и с каждой минутой все более укреплялось, хотя никаких особенных к тому оснований как будто не было. Он даже успел поговорить со следователем, который вел дело о Ларисиной смерти, и тот — впрочем, без особого желания и явно тяготясь расспросами — довольно подробно изложил все, что удалось выяснить.
А выяснить удалось следующее. Ларису нашли в понедельник утром на ее даче в Хохловке мертвой. Она лежала на диване в гостиной в роскошном вечернем платье, подле нее на полу стояли пустые бутылки из-под шампанского, рядом валялся пустой флакончик, в котором предположительно находилось сильнодействующее снотворное. Смерть произошла около полуночи. Результатов экспертизы еще нет, но, судя по всему, когда они станут известны, ничего нового не откроется, и версия о самоубийстве полностью подтвердится. Что еще? Погибшая была в состоянии алкогольного опьянения, никаких следов насилия или борьбы не обнаружено (что, конечно же, опять же говорило в пользу версии самоубийства), как, впрочем, и предсмертной записки. В доме ничего не пропало, замки целы, а это опять-таки склоняло следствие идти по проторенной дорожке, в конце которой маячило удобное объяснение, уже чуть ли не читающееся между строк бесстрастного протокола: «А черт ее поймет, эту богему, у них же все не как у людей!» Да, следов насилия нет, а какие, Господи Боже мой, могут быть следы насилия, когда она, судя по количеству выпитого, находилась в состоянии полной прострации?
Они уже вышли за ворота кладбища, а общительный Воскобойников все не спешил комментировать провокационный выпад Позднякова. Постепенно их догоняли остальные участники траурной церемонии. Дождь усиливался, и все торопились побыстрее усесться в машины и автобусы.
— Вы идете на поминки? — осведомился Воскобойников.
— Честно говоря, не собирался, — пожал плечами Поздняков. Теплые струйки дождя уже затекали ему за воротник. — А где они намечаются?
— Да там и будут, на даче в Хохловке. Отсюда по шоссе каких-то двадцать километров. Поедемте, непременно поедемте. Вам же ведь наверняка хочется посмотреть, где все произошло, тем более что… — Воскобойников оборвал фразу, и возникла многозначительная, прямо-таки театральная пауза.
Да уж, в чем, в чем, а в проницательности старому писателю не откажешь. Поздняков уже решил про себя ехать в Хохловку. Оказавшись там, он, во-первых, получал возможность, не привлекая особого внимания, исподволь осмотреть дом, в котором умерла Лариса, во-вторых, приглядеться к ее ближайшему окружению, собравшемуся за поминальной трапезой.
Поздняков распахнул дверцу своей бежевой «шестерки» и посмотрел в зеркало заднего вида. Увидел, как Воскобойников плавно тронул с места пусть не суперновый, но вполне приличный «Фольксваген».
* * *
Дача Ларисы Кривцовой в Хохловке, элитном генеральском предместье Москвы, не имела ничего общего с привычными дачными постройками, которые неизменно возникают в воображении среднего обывателя при слове «дача» и которыми утыкано едва ли не все Подмосковье. Поздняков увидел довольно большой особняк из белого кирпича, впрочем, особенно не выделявшийся среди множества ему подобных.
«Неплохо живут у нас генералы», — мысленно прикинул про себя Поздняков, окидывая взглядом ухоженный, утопающий в зелени дачный поселок. Хотя удивляться следовало, наверное, лишь тому, что Лариса, которую он помнил девчонкой в куцем халатике, громко хлюпающей облупившимся носиком, стала, оказывается, на равных с генералами. Как, в сущности, мало он знал о ней, ведь она, позволявшая себе иногда снизойти до его, Позднякова, жизни, никогда не пускала его в свою. Да он и не рвался…
Дом был обнесен высокой каменной оградой, так что окна первого этажа и просторный двор оставались скрытыми от посторонних глаз. Гостиная, где нашли мертвую Ларису, находилась на первом этаже. Вряд ли кто-нибудь мог видеть с улицы, что происходило в доме той злополучной ночью.
Воскобойников поджидал Николая Степановича у открытой калитки и, похоже, всерьез решил его опекать. Поздняков не возражал: в конце концов, Воскобойников был единственным мало-мальски знакомым ему человеком в этой весьма пестрой и неординарной компании.
— Думаю, поминки будут как раз в гостиной, — объявил Воскобойников, пропуская Позднякова вперед. — Где стол был яств, там… — старик закашлялся.
Они пересекли просторный двор, в глубине которого Поздняков успел рассмотреть гараж и белую, увитую декоративными цветущими растениями беседку. Повсюду поддерживался идеальный порядок: кусты вдоль вымощенной брусчаткой дорожки аккуратно подстрижены, под окнами первого этажа разбиты клумбы.
«Лариса и подобная буржуазность — есть ли вещи более несовместимые? — подумал Поздняков. И тут же сам себе возразил: — Но разве не к этому она стремилась, сбежав прямо из-под венца от одного юного сыщика?»
Тогда, пожалуй, она достаточно хорошо знала, чего хотела. Разве Поздняков мог в обозримом будущем предложить ей хотя бы сотую часть этого богатства?
А вот и сам дом вблизи, как говорится, во всей красе. Тут тоже было на что посмотреть. Прежде всего — на террасу, расположенную на первом этаже с фасада, уставленную легкими белоснежными столиками, стульями и плетеными креслами; по этой причине она здорово смахивала на летнее кафе. Открытая дверь с цветными витражами вела с террасы в дом, откуда уже доносилось характерное звяканье посуды.
