Ознакомительная версия.
– Верно говоришь. Сроду у отца твоего мясо не гавкало. А ну, встали и ушли оба в бар, – вдруг с неожиданным напором в голосе рявкнул он, и оба мужика чуть не бегом скрылись в баре.
Я проводила их взглядом и продолжила:
– И вот когда мы, наконец, остались в тесном кругу единомышленников, я повторяю свое предложение. Денег, я так поняла, вы немало зарядили, иначе не искали бы Ленку с таким остервенением. А я точно знаю, где ее найти.
– Я вот не пойму: тебе какой интерес мне помогать, а? – спросил Витя, подзывая официанта. – Заказ у молодых людей прими-ка, любезный.
Я заказала только кофе, а Никита – чай.
– Интерес? А какой интерес мне соглашаться на ваши условия и посредничать между вами и отцом?
– Войны избежите.
– Или вы избежите? – с нажимом поинтересовалась я. – Ведь как ни крути, а не отец начал. Чья вина? Ваша. И силы не те уже, да? – еще один пинок в лодыжку, более чувствительный. Так он мне ногу сломает. – В общем, я предложила – вам думать. Нет – я ее сама достану.
– Ой ли? – покачал головой Меченый. – А силенок хватит?
– Хватит, – заверила я, – но мне чужого не надо, потому и к вам пришла.
– Ты на самом деле не боишься, что мы тебя сейчас бритвой по горлу вместе с мальчиком твоим, – и концы в реку? – после паузы спросил Витя, совершенно перестав походить на дедулю-одуванчика.
– Ну, тогда вам точно крышка, – спокойно ответила я, хотя внутри-то все оборвалось от ужаса – а ну, как и вправду? И никто ничего не сделает – Савва тоже тут ляжет, их же четверо, да в машинах двое…
Дедок рассмеялся, снова приняв благообразный вид:
– А ты молодец! Жаль, не парнем родилась, толк вышел бы. И башка варит. Мне с твоим паленым Акелой рамсить вообще интереса нет, от него ж даже в бункере не убережешься, а я стар уже в партизан-то играть. Не те силы, точно ты сказала. Давай договариваться.
– Мне нужны гарантии. Иначе ничего не отдам.
– Воровское слово не гарантия тебе? Эх ты, папина дочка…
Какой у меня был выбор? Никакого, все верно. Не самое крепкое слово по нынешним временам, но ладно. Я достала из сумки фотографии, которые Никита сунул туда еще в машине, и положила на стол перед Витей. Он долго рассматривал их, потом поднял глаза и спросил:
– Не понял ничего. Что за кидалово?
– Это номер телефона жениха Лены, по коду установите страну и город, мне некогда возиться было. Но это на пять минут дел. Она у него – могу голову прозакладывать.
– И что же ты хочешь, чтобы я с ней сделал? – медленно протянул Витя, подвигая фотографии Проне.
– Мне все равно.
– И не жалко?
– Мне? Нет.
– Ну, ты даешь, Витя! Она из винтаря людей валит, как бутылки в тире, а ты у нее про жалость спрашиваешь, – захохотал молчавший до сих пор Проня, пряча фотографии во внутренний карман пиджака.
– Про людей – я же сказала, сперва докажите, потом предъявляйте, – сказала я, стараясь держаться как можно спокойнее и ровнее.
– Ладно-ладно, замяли!
Меченый внимательно наблюдал за мной, за тем, как я говорю, как пью кофе, как отвечаю, и по его глазам я видела, что мои манеры его вполне устраивают. И тут мне в голову пришла мысль.
– Можно, я задам вам один личный вопрос? – решилась я.
– Очень личный? Или при людях можно? – усмехнулся он.
– Можно. Скажите, пожалуйста, эта история с клинком в музее… и со статьей – ваших рук дело?
Меченый перевел взгляд на Проню, тот улыбнулся:
– Это ж с чего и как догадалась?
Я пожала плечами:
– Что тут гадать? Достаточно знать, как обстоят дела в нашей семье и кто такой мой муж, чтобы понять, как именно убрать его подальше. Вам не было выгодно его убивать – тогда папа неминуемо ввязался бы в конфликт, но уже иначе. Вам просто нужно было, чтобы Акела ушел.
Они снова переглянулись. Меченый сделал глоток из стакана:
– Ну, дальше расскажи.
– А что – дальше? Дальше все просто. Кто-то из ваших пришел в музей, прикинул, что клинок этот можно запросто снять и повесить на место – требуется на все минут десять. Я сама пробовала створку витрины открыть, это оказалось легко и совершенно без шума.
Проня захохотал:
– Ну, дает девка! От горшка два вершка, а умная!
Меченый поморщился:
– Не перебивай. Складно рассказывает, а я сказочки люблю.
«Нашел Шахерезаду!» – зло подумала я, отпивая глоток кофе, потому что в горле пересохло.
– Потом вы послали уже двоих. Один старушку отвлекал, второй клинок снимал. Думаю, что его даже из зала не выносили, там полно углов, в который можно поставить, а потом взять незаметно и на место вернуть. Убедились, что бабуля ушла звонить, а сами клинок повесили, как висел, да и ушли. Правда, никто не подумал, что телевизионщики заинтересуются. Пришлось еще и раскошелиться, да? Заплатить, чтобы канал опровержение дал – мол, не было кражи.
Я перевела дыхание и посмотрела на Меченого. Тот сидел, сложив руки на столе, смотрел куда-то мимо меня и думал. Никита снова несильно пнул меня ногой, но получил сдачи и скривился.
– Дальше рассказывать?
– Валяй, – разрешил Витя. – Мне интересно, где прокол был.
– Прокол был в том, что никто из ваших людей не разбирается ни в изготовлении, ни в маркировках клинков, ни в их дефектах. А если бы был у вас такой специалист, то он сказал бы сразу, что никогда, ни при каких условиях Акела не заинтересовался бы клинком из нашего музея.
– Это почему?
– Я могу подробно рассказать, но это долго и не очень понятно. Скажу в двух словах: этот клинок не представляет ценности для коллекционера, так как он – подделка.
– Как это? – вскипел вдруг Проня, и я поняла, что эта «операция» была его разработкой. – Как – подделка?! Да он мне, сука, клялся и божился!
– Погодь, – оборвал Меченый, – не семени здесь. Подделка, говоришь? А как же подпись? Имя мастера – или как там?
– Вот я и говорю: не разбирается у вас в этом никто. Иначе увидели бы, что лишний иероглиф там в имени. За это я и зацепилась, – призналась я, покручивая чашку на блюдце.
Меченый кинул короткий злой взгляд на Проню, очевидно, предвещавший не особенно приятный разговор, потом пожевал губами и произнес:
– Отцу передай: если бы у меня была такая дочь, как ты, я б и умирать спокойно согласился.
Я поняла, что аудиенция окончена, можно вставать и уходить. Но папа всегда говорил, что не главное – закончить «стрелку» так, как тебе надо, главное – уйти с нее живой. Так что не факт, что на выходе нас не покрошат в капусту… Не наговорила ли я лишнего, задав вопрос о клинке, надо ли было демонстрировать свою осведомленность? Теперь не вернешь уже ничего, конечно…
Я пошла первой, понимая, что в любом случае шансов у меня будет немного, так есть ли смысл прятаться? Сидевшие в баре Витины охранники окинули меня недобрыми взглядами, но с места не тронулись. Самым страшным оказалось миновать их и подставить спину. В этот момент может произойти что угодно, и уже никак не повлияешь, не изменишь, не перерешишь. Я почувствовала, как стала мокрой спина под платьем, как на лбу выступила испарина – оказывается, умирать страшно. А ждать смерти – еще страшнее, просто невыносимо…
Ознакомительная версия.
