Глава 18
Добравшись до дома, мы оставили Женьку внизу и поднялись в квартиру. Как только за нами закрылась входная дверь, мы тут же набросились друг на друга, словно два изголодавшихся зверя. Гришка целовал мое тело и наговорил столько ласковых слов, сколько я не слышала даже от Глеба. Несмотря на свой далеко не юный возраст, папик был ненасытным настолько, что впервые в жизни я устала от секса…
Утром, открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Поднявшись с кровати, приоткрыла дверь спальни и увидела выходящего из ванной папика. Он был свежевыбрит и пах дорогим парфюмом. Папик подошел ко мне и нежно погладил по лицу. Все это было так непривычно, что я даже растерялась.
— Как ты спала? — ласково спросил он.
— Это была лучшая ночь в моей жизни! Стоя под душем, я уловила вкусные запахи только что приготовленной еды. В кухне папик поставил передо мной тарелку с жареной картошкой.
— Я люблю по-простому, Дашенька, — сказал он. — Всякими заморскими деликатесами сыт не будешь!
После завтрака папик повез меня в дорогой бутик.
— Выбери себе что-нибудь достойное, — улыбнулся он и жадно поцеловал меня в губы, чем привел в явное замешательство продавщиц, скучавших в огромном зале, набитом шикарными вещами. Нам было плевать. Возраст не является помехой для истинных чувств. Сейчас каждая вторая пара имеет разницу в двадцать лет, а то и больше.
После магазина мы поехали на Ваганьковское кладбище. Постепенно я стала привыкать к тому, что за нами неотступно следовали до зубов вооруженные мордовороты. Они сопровождали нас повсюду, готовые в любую минуту броситься на защиту своего шефа. Я перестала обращать на них внимание, вот и все.
На кладбище было тихо и красиво. Выпавший ночью снег накрыл могилы белым одеялом. Неяркое зимнее солнце освещало памятники. К небольшому холмику, усыпанному цветами, вела расчищенная тропинка. С большой фотографии нам улыбалась Танька. Папик тяжело вздохнул, вытер слезы и положил огромный букет ярко-красных роз.
Не знаю, есть ли жизнь после смерти, но мне почему-то показалось, что Танька видит и слышит нас. Интересно, как бы она отреагировала на наши с папиком отношения? Наверное, порадовалась бы. Во всяком случае, я бы много отдала, чтобы получить одобрение подруги…
Папик несколько раз перекрестился. Я не стала спрашивать его о том, действительно ли он верит в Бога. Сейчас многие молятся, крестятся, посещают церковь. Я знаю массу людей, которые ходят в церковь только потому, что это модно. Но папик не из тех. Он никогда не был дешевым фраером и пижоном, а ведь Вадим, убивший Таньку, носил на шее массивный крест, посещал храм и держал в кармане пиджака небольшую икону. Я не люблю ходить в церковь. Мне противно смотреть на злобных бабок, целующих иконы и тушащих грязными пальцами свечи. Терпеть не могу, когда прямо в храме подходят нищие и нагло выпрашивают деньги, дыша в лицо устоявшимся перегаром. Мне всегда хотелось дать в рожу тем, кто цеплялся ко мне с просьбой одеться в церковь попроще и повязать голову платком. Противно смотреть, как батюшка свои речи по бумажке читает. Мог бы сделать вид, что наизусть их помнит. Церковь не успокаивает душу, там невозможно сосредоточиться и подумать о своем.
— Мы ее отпевали, — перебил мои мысли папик, — в Богоявленском соборе. Пришлось хорошо заплатить. Сама понимаешь, в наше время без денег ничего не получишь.
— Не люблю церковь, — вздохнула я. — Да и Танька, наверное, при жизни ее не очень жаловала. Терпеть не могу этих грязных бабок, распоряжающихся в храме так, словно они у себя дома. Диктуют свои правила, не считаясь с тем, что нормальный человек приходит в церковь покаяться, подумать о своем. Господу все равно, в чем ты одет и все ли каноны соблюдаешь. Глупо молиться чужими словами, не вкладывая своего.
— Да, Дашенька, ты права. Я тоже не понимаю, почему кто-то должен стоять между людьми и Богом. Попы берут деньги за то, что должны делать бесплатно.
— И кладут эти деньги явно не в церковную казну, — вздохнула я.
— Спи спокойно, моя девочка, — прошептал папик, наклонился и поцеловал Танькину фотографию.
Я вытерла слезы и проделала то же самое. На душе было гадко и муторно. Мы вот сейчас уйдем, а Танька останется одна. За что ей такое наказание?!
— Уходить с кладбища намного тяжелее, чем на него приходить, — сказал папик. — Может, охрану поставить? Пусть стоит, чтобы ей веселее было.
Она умерла. — По моим щекам потекли слезы. — Гриша, она умерла. Понимаешь, ее больше нет. Мертвым не нужна охрана. От кого ее охранять? Я долго не могла поверить, что умер мой отец. Его закололи пикой. Наверное, ему было больно… Я постоянно ревела, потому что это был единственный человек, который меня любил. Каждый день я приходила на кладбище и часами сидела на могиле, а потом поняла, что так нельзя. Отцу бы не понравилось мое настроение. Человек не умирает, пока о нем помнят близкие, он живет в их памяти…
— Мне больно от того, что я не могу быть рядом с ней…
— Она не одна. Она с матерью. О ней позаботятся, не беспокойся! — Я взяла папика под руку, и мы пошли к выходу.
После кладбища папик повез меня в автомобильный салон и купил мне «линкольн». По-детски завизжав, я чмокнула папика в щеку и стала носиться вокруг машины как ненормальная. Папик от души посмеялся, дал мне ключи от нашей квартиры и уехал по срочным делам. Выехав из салона на собственном автомобиле, я поехала кататься по горячо любимой Москве.
На следующий день я заехала на Птичий рынок и купила себе щенка ротвейлера. Это так, чтобы не скучать. Решив порадовать папика, я позвонила ему прямо из машины и попыталась узнать, где его можно разыскать. Папик сказал, что он находится за городом, и продиктовал адрес. Выжав из «линкольна» все возможное, я помчалась в сторону Загорска.
Подъехав к небольшому одноэтажному дому, я увидела Женьку. Встретив меня, он сказал:
— Пахан уехал по срочным делам. Сказал, что вернется через пару часов. Велел тебя встретить и напоить горячим кофе.
— А я ему щенка купила. Надо сделать ему прививки. А что, у пахана случилось что-нибудь серьезное? — В присутствии Женьки я не решилась называть папика Гришей.
— Да нет, обычные дела.
— Ему кто-то угрожает?
— Даша, у нас жизнь такая, что нам всегда кто-то угрожает. Мы уже к этому привыкли. Погибнуть может любой из нас. Пацаны смерти не боятся.
— Вы уж старайтесь, берегите пахана. Он мне живым нужен, — постаралась улыбнуться я, но улыбка получилась какой-то неестественной.
