А что, если они не найдут нового дома до того времени, когда во вторник после Дня труда начнутся занятия в школе? Хафф не мог дождаться этого дня. Отец отметил его на календаре с фотографией голой женщины, который висел в кабинете мистера Хамфри. В этот день Хафф сможет присоединиться к ребятам на школьном дворе и, может быть, научится играть в их игры.
Сердце билось у Хаффа в горле, когда вслед за отцом он подошел к окну. Возле лачуги остановилась блестящая черно-белая машина с красно-синим фонарем на крыше. Рядом с полицейским сидел мистер Хамфри. Они вышли из машины и направились к хибарке. Полицейский похлопывал дубинкой по широкой крепкой ладони.
Отец велел Хаффу оставаться в доме, а сам вышел навстречу приехавшим.
– Добрый вечер, мистер Хамфри.
– Мне не нужны от тебя неприятности.
– Простите, сэр?
– Давай сюда.
– Что дать, мистер Хамфри?
– Не придуривайся, парень! – рявкнул полицейский. – Мистер Хамфри знает, что ты ее взял.
– Я ничего не брал.
– Ты ведь знаешь, что я держу наличные в коробке из-под сигар.
– Да, сэр.
– Так вот, эта коробка пропала. Кто, кроме тебя, мог ее взять?
– Я не знаю, сэр, только я не брал.
– Ты тупой ублюдок, белая рвань, думаешь, я тебе поверю?
Хафф высунулся в окно и перевесился через подоконник. Лицо мистера Хамфри побагровело. Полицейский улыбался, только улыбка была неприятной. Он передал дубинку мистеру Хамфри.
– Может, это поможет ему вспомнить?
– Мистер Хамфри, я…
Это все, что успел сказать отец Хаффа до того, как мистер Хамфри ударил его дубинкой. Он попал Хойлу по плечу и, видимо, что-то сломал, потому что отец Хаффа упал на одно колено.
– Я клянусь, я бы никогда не украл…
Мистер Хамфри ударил его снова, на этот раз по голове. Звук был таким, словно топор расколол сухое полено. Отец упал на землю. Он лежал, не шевелясь, и не издавал ни звука.
Хафф как будто прирос к подоконнику. Он тяжело дышал от страха, все происходящее казалось ему ужасным сном.
– Господи, мистер Хамфри, здорово же вы его приложили, – присвистнул полицейский, наклоняясь над Хойлом.
– Это научит его, как красть у меня.
– Это его ничему не научит. – Полицейский выпрямился, достал из кармана брюк носовой платок и вытер кровь с пальцев. – Он мертв.
– Издеваешься, да?
– Мертвее не бывает.
Мистер Хамфри взвесил дубинку в руке.
– У тебя что там, стальной стержень внутри?
– Очень помогает усмирять ниггеров. – Полицейский ткнул Хойла носком ботинка. – Как его звали?
Мистер Хамфри сказал, но произнес фамилию не совсем верно.
– Он был просто белым бродягой. Ты стараешься, ведешь себя по-христиански, протягиваешь руку помощи, а в ответ тебя кусают.
– Чистая правда, что тут скажешь, – поддакнул полицейский, сочувственно качая головой.
– Ладно, завтра пришлю сюда могильщика. Полагаю, округу придется раскошелиться на похороны, – мистер Хамфри хмыкнул.
– Я слышал, медицинскому факультету университета всегда нужны свежие трупы.
– Это мысль.
– Думаю, он спрятал ваши денежки где-нибудь в своей норе.
Мужчины вошли в лачугу и только тогда увидели Хаффа, съежившегося под окном, пытавшегося слиться со стеной, оклеенной старыми газетами.
– Черт, я забыл о мальчишке.
Полицейский сдвинул шляпу на затылок, уперся руками в бока и хмуро посмотрел на Хаффа.
– Тощий маленький дерьмец, вы согласны?
– Он всюду таскался за своим папашей. Думаю, он умственно отсталый.
– Как его зовут?
– Настоящего имени я не знаю, – ответил мистер Хамфри, – но отец всегда называл его Хаффом.
– Хафф? Хафф!
Наконец он понял, что его имя повторяют не те люди, что стояли рядом с ним в тот душный летний вечер 1945 года.
Хафф очнулся, ощущая острое чувство потери, как бывало всегда, когда ему снился этот повторяющийся сон. Он радовался, когда видел его, потому что он словно снова был со своим отцом. Но сон никогда не кончался счастливо. Хафф просыпался с тяжелым сердцем, и воспоминания долго не отпускали его.
Он открыл глаза. По обе стороны кровати стояли Крис и Бек. Крис улыбался.
– С возвращением из страны сновидений.
Смущенный тем, что говорил во сне, и собственной сентиментальностью, которую этот сон всегда будил в нем, Хафф сел и свесил ноги с кровати.
– Я всего лишь вздремнул.
– Вздремнул? – со смехом переспросил Крис. – Мы решили, что ты впал в кому. Я думал, что тебя уже не добужусь. И потом, ты что-то бормотал во сне. Что-то насчет того, что фамилию произнесли неправильно. Что тебе снилось?
– Черт меня побери, не помню, – солгал Хафф.
– Мы приехали, чтобы помочь вам собраться, – сказал Бек, – но похоже, мы опоздали.
Хафф оделся и собрался на рассвете. Он был не из тех, кто любит валяться в постели, и пребывание в больнице не изменило его привычек.
– Я готов.
– А нам-то как не терпится от тебя избавиться. – В палату вбежал доктор Кэроу, полы его халата развевались как паруса. – Персонал уже устал от тебя.
– Меня выписали! Слава богу! Мне давно уже надо было заняться делами, а не валяться тут, бездельничая.
– Даже не думай о делах, Хафф. Ты едешь домой, – сказал доктор.
– Я нужен на заводе.
– Тебе необходимо еще отдохнуть, прежде чем ты снова вернешься к обычной жизни.
– Чушь собачья. Я и так потерял тут три дня.
В конце концов врач и пациент пришли к соглашению. Хафф поедет домой и отдохнет, а утром, если он будет себя хорошо чувствовать, он сможет на несколько часов поехать на завод. К прежнему расписанию он должен будет возвратиться постепенно. Разумеется, пылкий спор Хаффа и доктора Кэроу был лишь представлением, рассчитанным на Бека и Криса.
Кэроу, этот сукин сын, не хуже Аль Пачино справлялся с ролью заботливого и внимательного врача. Он был готов немедленно разрешить Хаффу приступить к работе, стоило тому расплатиться с ним наличными за участие и помощь в этом спектакле.
Терпение Хаффа было на пределе, потому что пришлось ждать, пока заполнят кучу бумаг, да еще из здания пришлось выехать в инвалидном кресле. К тому времени, как Крис и Бек доставили его домой, он уже едва сдерживался.
– Отец опаснее змеи, – предупредил Крис Селму, – будь осторожна.
Не обращая внимания на предостережение, экономка засуетилась вокруг Хаффа, устроила его в бильярдной со стаканом чая со льдом, укрыла пледом ноги, который он тут же сбросил и завопил:
– Я не какой-нибудь чертов инвалид, да и за окном жара! Если ты не хочешь вылететь за дверь завтра же, не вздумай снова усаживать меня в кресло и укутывать одеялом!
