Ознакомительная версия.
– На какие размышления? – повторила с усмешкой «кошка». – Потом скажу, я еще их не закончила. А теперь должна сообщить вам: даже если вы и рассчитывали устроить что-нибудь для Венцлова в моем ресторане, вам сие не удастся.
Да-а, мышке кошку не цапнуть, не стоит и пытаться…
– Что, пойдете со своими подозрениями в гестапо? – попыталась усмехнуться и Лиза, но ей не очень удалось: лицо свела жалкая гримаса.
– Нет, и в мыслях такого не было! – качнула головой фрау Эмма. – Дело вовсе не во мне. Просто военным начальством Мезенска решено, что встреча состоится в более официальной обстановке, в ресторане «Бремен».
Лиза почувствовала, что у нее похолодели щеки:
– Но почему? Чем вы провинились перед немцами?
– Прежде всего тем, – недобро поджала губы фрау Эмма, – что у меня работают слишком строптивые девушки, которые не уважают доблестных воинов фюрера.
Нетрудно было догадаться, в чей огород мадам швырнула камушек, но вслед полетел и булыжник:
– Помните оберст-лейтенанта, того пехотинца, которому вы предпочли Алекса Вернера? Он еще грозился устроить нам неприятности. Так вот, он их устроил! Оказалось, подполковник – давний, еще с гимназических времен, друг фон Венцлова, и он нарочно позвонил ему, чтобы убедить сменить ресторан на более, скажем так, респектабельный. И убедил, мстительная тварь!
Фрау Эмма выругалась самым грязным образом, но Лиза ее уже не слышала. Она просто оцепенела. Значит, все зря, все старания, все страхи…
В первое мгновение на Лизу нахлынуло бешенство, но оно тут же сменилось невероятным, почти невыносимым оцепенением. Радоваться надо, а не переживать! Ведь теперь она свободна! Теперь отец Игнатий не будет ее задерживать! Хотя… хотя, если не получается с Венцловом, отцу Игнатию может потребоваться какая-то другая громкая акция, чтобы заявить партизанам о своем существовании.
Стоп, ведь такая акция – убийство фон Шубенбаха – уже совершена, вдруг осознала Лиза. Об этом говорил и Алекс Вернер, когда разглагольствовал о рекламе. Теперь всем должно быть понятно, что в Мезенске действует подполье. Отец Игнатий может успокоиться – партизанам тоже о нем наверняка известно. Они к нему придут. Если, конечно, захотят. А Лизе нужно убираться из города как можно скорей – пока они не пришли, не захотели, не надумали чего-нибудь нового, ужасного, для чего им непременно потребуется ее участие… И уходить нужно прямо сейчас.
Нет, сначала следует сообщить отцу Игнатию о том, что встреча Венцлова состоится в другом месте, и только тогда она сможет считать себя свободной. Наверное, новость будет для него сильным ударом. Ну и отлично, Лиза с удовольствием понаблюдает, как его удар хватит. До чего же он ей надоел, этот полубезумный старикашка, оголтело ненавидящий страну, которую одновременно любит до фанатизма, этот лишенный милосердия священник, самоотверженно любящий страну, которую до фанатизма ненавидит!
Лиза не сомневалась: если бы не ханжа-фанатик, ей, конечно, удалось бы уговорить Петруся вместе уйти из Мезенска. Но парень не уйдет. Ну так, может, он хотя бы согласится перевести ее через мост? К полицаю не придерутся. В случае чего он скажет, что ведет ее под конвоем. Куда? Ну, куда-нибудь, Петрусь что-нибудь придумает. А там, на той стороне Святуги, Лиза пойдет сама – от деревни к деревне, до линии фронта. Нужно только взять каких-нибудь продуктов на первое время, одеться как следует, подобрать подходящую обувь…
Она так задумалась, что вздрогнула, когда до ее сознания дошел женский голос, слова обрушились, словно камнепад:
– Чем больше я наблюдаю напряженную работу мысли на вашем лице, тем отчетливей понимаю: мои подозрения относительно вас были правдивы.
Лиза осознала, где находится: она еще не перешла мост и не двинулась к линии фронта. Она еще в Мезенске, в кабинете фрау Эммы, о которой совершенно забыла! А та, как всегда, издевается. Ехидничает.
Лиза вскинула глаза на ненавистное красивое лицо:
– Какие опять у вас подозрения?
– Да все те же. Насчет того, что вы и ваша компания и в самом деле планировали нечто разрушительное в «Розовой розе». И теперь, с известием о том, что Венцлова здесь не будет, план провалился. Поистине, начинаешь думать, что нет худа без добра, а все, что ни делается, – к лучшему. Кажется, Бог – лютеранский или православный, уж не знаю! – уберег меня от изрядной беды благодаря тому, что вы прогневили того пехотинца, любителя утонченных красоток и баранины.
– Ну, если уж говорить о баранине, – обиженно заговорила Лиза, – то не я ее съела. Не я отдала ее другому посетителю. Не я требовала с него деньги за какие-то там охотничьи колбаски.
– С вас все началось! – сварливо огрызнулась фрау Эмма. – С ваших капризов! Я вообще с ужасом думаю о том, что при расследовании убийства фон Шубенбаха кто-то вспомнит о высокой красивой девушке, которая была среди его знакомых, то есть о вас, и свяжет вас со мной… Я больше не желаю иметь с вами ничего общего. Вы уволены. Я сделала для вас и вашего деда все, что могла, – помогла вам спасти ваши шкуры, прикончив Эриха Краузе. И на том – мы незнакомы! – Она резко рубанула воздух ладонью.
– Помогая нам прикончить Эриха, как вы изволите выражаться, – не смогла удержаться от злой иронии Лиза, – вы заботились прежде всего о себе. Если бы он выдал нас, то следствие и вас подцепило бы на крючок. Вы же хлопотали обо мне, помогали с получением документов… Нет, вас не оставили бы в покое!
Несколько мгновений фрау Эмма смотрела на нее ничего не выражающими глазами, и Лиза принялась гадать, что она сейчас сделает: начнет браниться матом или впадет в истерику. Но не произошло ни того, ни другого. Хозяйка «Розы» вдруг… улыбнулась – причем не злоехидно, а вполне дружелюбно:
– А вы не только красотка и порядочная стерва, но и умница! Если вам повезет и вы уцелеете в военной мясорубке и если потом, после победы красных, вас не поставят к стенке свои же, вы получите от жизни немало удовольствий. И с каждым годом они будут восприниматься вами все острее, потому что вы научитесь их подобающим образом ценить. Но для того чтобы выжить – чтобы прежде всего выжить! – вы должны расстаться со всякими благоглупостями насчет патриотизма, насчет того, что каждый советский человек должен быть прежде всего колесиком и винтиком… не помню уж в чем именно, что он обязан прежде всего думать о Родине, а уж потом – о спасении собственной жизни. Вы сейчас – не советский человек. Вы просто женщина, которой надо остаться в живых. А теперь прощайте. От души надеюсь, что наши пути более не пересекутся.
И фрау Эмма махнула на дверь так выразительно, что Лизе не оставалось ничего иного, как выйти вон. Да, собственно, продолжать разговор было бессмысленно. Все ведь уже сказано…
Ознакомительная версия.
