– Вот лохам и поделом! – Дана раздраженно сжимает пальцы Виталия. – Слушают этих уродов, ведутся, выбирают их – пусть не жалуются.
– А что делать?
– Я тебе покажу, что с ними надо делать. Вот прямо сегодня и покажу. Идем танцевать.
Волны музыки подхватили их, и Дана видит горячие глаза Витальки, такие близкие и родные.
«Какие у него глаза! Боже, ну о чем я думаю? Нет. Нам снова по семнадцать лет, и сейчас он поцелует меня».
– Я люблю тебя, Данка. – Виталий шепчет ей это горячо и самозабвенно.
– Я знаю. – Она смотрит в другой конец зала. Там стоит человек, ради которого она проделала столь долгий и трудный путь.
– Знаешь? Ничего ты не знаешь! Что я почувствовал, когда мне сказали, что ты выходишь замуж? А потом, когда Цыба рассказывал, как ты счастлива? Нет, это хорошо, что ты была счастлива, но я…
– Виталик, не сейчас. Потом.
– Когда? У нас с тобой всегда – потом. Я постарался забыть тебя, и мне это удалось. – Виталий запнулся. – Ну, почти удалось. А потом снова выныриваешь ты – растрепанная, не похожая на себя и спятившая от горя. И я бросаю все, разгоняю всех своих девочек и нянчусь с тобой, вне себя от счастья. А ты даже не посчитала нужным поделиться со мной своими планами, Цыбу позвала…
– Это было правильное решение.
– Душа у тебя кошачья, Данка. Ты сама по себе. Только котят своих и любишь.
– Ничего-то ты не понял. Любовь разная бывает.
– И что теперь?
– Именно теперь – отпусти меня и обязательно дождись. Вот он, наш красавец.
– Данка!..
– Ничего, Виталька, все будет хорошо.
Дана идет сквозь толпу, идет туда, где стоит человек, которого она сегодня убьет.
«Давай, Данка, улыбайся, ты же можешь! Ну, шаг, еще шаг – ты должна, слышишь? И у тебя все получится».
Она смотрит в упор на человека, стоящего у высокого венецианского окна, и их глаза встречаются. Дана видит, как вскинулись брови на красивом породистом лице ее врага.
«Похоже, проняло его. – Дана берет бокал шампанского, краем глаза наблюдая за Градским. – Сейчас начнет клеиться. Без Витальки мне было бы спокойнее».
Она идет к столикам с закуской. Вон те пирожные могут успокоить ей нервы. Она кладет на тарелочку аппетитную воздушную массу, украшенную свежими ягодами.
– Эти пирожные прилетели прямиком из Франции, – кто-то берет ее за локоть, Дана знает – кто. – А вы – лакомка?
– Ужасная лакомка. – Дана поворачивается и встречается взглядом с Градским. – И очень люблю праздники, развлечения. У вас отличное мероприятие получилось. И мне очень нравится ваш дом. Вы мне его покажете, господин Градский? Или мое желание слишком смелое?
– Нет, не слишком. – Градский зачарованно смотрит на необыкновенную гостью. – Я покажу вам дом, если хотите – прямо сейчас.
«Да, парень, у тебя проблема. Не дотерпел и до конца приема. К психиатру обращаться не пробовал? Впрочем, что это я! Конечно, пробовал, но советам его не внял. За это и поплатишься».
– Прямо сейчас? А ваши гости?
– Они ничего не заметят. Я хочу показать вам нечто особенное и прекрасное.
– Надеюсь, это не коллекция змей.
– Коллекция змей? Откуда такая мысль?!
– Ну, знаете, сейчас все любят экзотику и коллекционируют разную жуткую гадость. У меня есть знакомый, который зачем-то собирает пауков.
– Вы правы, это гадость, я бы никогда не посмел предложить вашему вниманию подобные экспонаты. Нет, я покажу вам нечто прекрасное, сравнимое только с вами.
– Господин Градский, вы меня заинтриговали. – Дана смеется. – И если я не увижу, что это такое, то к утру скончаюсь от любопытства.
– Это была бы невосполнимая потеря. Мир без вас потерял бы свою прелесть. Вы можете звать меня по имени. А вы?..
– Я буду звать вас Серж. А меня зовут Анна. Только не называйте уменьшительным именем, не люблю.
– Как скажете.
Сергей Иванович совершенно растерялся. Ему и в голову не пришло поинтересоваться у гостьи, с кем она пришла сюда – какая разница? Охрана пропустила, значит, все в порядке.
«Жаль, без Константина мне будет трудно, заменить его некем», – мелькнула у него мысль.
– Вы знаете, я никогда не встречал столь обворожительной женщины.
Он смотрит на нее, фиксируя взглядом холодную красоту лица, утонченную линию плеч и аристократические пальчики. Он в полном смысле потерял голову, возможно, впервые в жизни его так поразила женщина. У него было множество любовниц. Некоторых он помнил, о некоторых забывал, утолив свою страсть. Теперь он не помнит их.
– Знаете, Анна, странно, что мы никогда не встречались раньше. Мы могли бы не встретиться вообще. Это было бы просто ужасно.
– Вы так думаете?
Он ведет ее. Так ходят дети – взявшись за руки. Краем сознания Градский отмечает, что высокого смуглого парня он уже видел, и совсем недавно, что как раз этот парень совсем не должен здесь быть, но он боится хоть на секунду отпустить ладонь удивительной красавицы. Впервые в жизни он боится потерять женщину.
– Вы расскажете мне о себе?
– Что вы хотите знать, Серж? Мне нечего рассказывать, вы и так все обо мне знаете. – Дана поправляет прическу, ярко-рыжие волосы отливают шелком.
– Я знаю, что вы лакомка, любите праздники и красивые вещи. Я знаю, что вы не терпите змей и пауков, а еще вы любопытны.
– Ну вот видите? Вы уже все обо мне знаете.
– Я хотел бы знать больше. – Градский вглядывается в ее лицо. – Я хотел бы…
– Видите ли, Серж, иногда наши желания исполняются, но счастья нам это не добавляет.
– Вы правы.
Он отмечает ее царственную осанку, наметанным глазом опытного ловеласа определяя, что в этой царственности нет ни грамма актерства, похоже, эту женщину вообще не заботит, как она выглядит со стороны.
«В ней нет жеманства. Она не вульгарна. Она умна и, несомненно, знает себе цену. Именно такую я всегда искал. Кого она мне напоминает?»
– У вас здесь, должно быть, очень красиво летом?
– Да. Сами увидите. Ведь вы будете навещать меня?
– Я никогда не загадываю так далеко вперед.
– Наверное, вы правы, но это – особенный случай.
– Кто знает, кто знает…
Они входят в лифт. Градский стоит совсем рядом, и Дане хочется раздавить его, как ядовитое насекомое, но она продолжает улыбаться. Его сводит с ума ее улыбка и запах духов, но он боится вспугнуть ее. Он вдруг понимает, что эта женщина уже значит для него очень много.
«Я влюбился, как мальчишка. Полно, а влюблялся ли я в юности? Глядя на мать, ничего, кроме презрения, я к женщинам не испытывал. Так что же это?»
Лифт остановился на третьем этаже. Они идут по коридору, в конце которого виден пост охраны и массивная металлическая дверь.
– Что это?
