— Айдына, малышка моя!
И то ли дуновение ветерка, то ли мягкое касание руки окончательно вернули ей сознание. Она приподнялась на локтях. Рядом — ни отца, ни матери, а все тот же Киркей в окровавленном куяке, но уже без шлема. А на востоке занималась заря, и клочья тумана таяли, опадая на травы холодными росами.
— Джунгары ушли, но ненадолго, — сказал он. — Скоро вернутся! А у нас почти не осталось воинов!
— Мирген жив? — тихо спросила Айдына.
— Жив, — ответил он неохотно. — Ончас не спускает с него глаз. Люди боятся спуститься с горы. Старики говорят, уходить нужно из этих мест. Старухи плачут: надо спасать детей. А то некому будет продолжать род.
Айдына с трудом села, привалилась спиной к камню. Небо, деревья, вода — все кружилось, плыло перед глазами. Но она пересилила слабость и тихо сказала.
— Поведу людей в острог. Орысы [29]нас защитят.
— Орысы? — Киркей вскочил на ноги, глаза его гневно сверкали. — У тебя совсем пустая голова, Айдына! Орысы хуже ойратов! Они заберут наши земли, займут наши пастбища!
— Зачем нужны эти земли и эти пастбища, если наш народ исчезнет? — не сдавалась Айдына. — Мирон говорил, что возьмет моих воинов на службу и освободит от ясака. Нам нужно снова встать на ноги, и я пойду на все, чтобы спасти тех, кто остался. Наши воины уже не способны сражаться. Их слишком мало теперь, многие ранены или искалечены…
— Мирон? — еще больше взъярился Киркей. — Думаешь, он помнит тебя? Три раза кобылы в табунах ожеребились, а твой орыс так и не появился! Сбежал, как трусливый заяц!
— Сбежал, — с вызовом посмотрела на него Айдына, — но у него свои заботы. Он показал себя настоящим алыпом в схватке с джунгарами. Если бы не его помощь, наши кости давно растащили бы по степи стервятники!
И, помолчав мгновение, добавила:
— Я покажу ему сына!
— Ты преступила закон предков. Принесла ребенка от врага, — лицо Киркея покраснело от ярости. — Орыс заберет Миргена, наденет на шею не крест железный, а петлю Мончых-хат [30]. Заставит забыть веру, язык и обычаи своего народа. А ты никогда не станешь его женой, потому что тогда тебе придется принять веру орысов. Но наши вожди не могут поклоняться чужим богам. Тогда они не вожди, а поганые лисицы!
— Я буду говорить с людьми, с чайзанами, — гордо вскинула голову Айдына, — спрошу совета у стариков. Как они скажут, так и будет. А Мирон должен знать, что у него есть сын.
Киркей глянул сердито и протянул ей руку.
— Вставай!
Но она отвела ее и строго сказала:
— Коня подведи!
И когда тот исполнил приказание, с трудом, но вдела ногу в стремя и вскочила на Элчи, которая волновалась, перебирала ногами и фыркала, чувствуя запах крови.
Киркей удержал ее за луку седла.
— Твой отец Теркен был мудрым бегом, но он погиб, когда захотел шертовать орысскому хану.
— Ты забыл, кто убил Теркена? Не орысы, а подлый мунгал!
— Это боги вложили в руку Ирбека кинжал, — скривился Киркей. — Они не прощают измены. От мести богов нет спасения!
— Ты угрожаешь мне? — Айдына свысока посмотрела на него. — Если мне друг угрожает, то что тогда ждать от джунгарского контайши? Он уничтожит наш народ в отместку за поражение. У нас два пути, Киркей! Или погибать, или идти под руку Белого Хана орысов. Я так и скажу своим воинам, своему народу. Но повторяю: если они решат иначе, то так тому и быть. Пусть наша кровь останется в родной земле, а тела прорастут полынью! — и хлестнула Элчи камчой.
Та с места рванула в галоп. А Киркей долго еще стоял и смотрел вслед Айдыне. По лицу его текли слезы…
Восемнадцатый век начинался для России неспокойно. Долгая Северная война со свеями [31]в Прибалтике шла с переменным успехом. Но взятие русскими Нотебурга и Дерпта, Риги и Пярну, Ревеля и Выборга, строительство Петербурга и Кронштадта в устье Невы и Полтавская битва, а следом присоединение Лифляндии и Финляндии — все это укрепляло позиции России в Европе. Правда, унизительное поражение на реке Прут от турков прервало череду блестящих побед. Пришлось пожертвовать Азовом, Таганрогом и азовским флотом — пятнадцатилетними трудами на благо Отечества. Петр Первый плакал, когда направлял Федору Апраксину — губернатору Азова — указ об уничтожении флота и крепостей. О Приазовье и южном направлении пришлось забыть на долгие годы.
Политическая обстановка в Европе была переменчива, как весенняя погода. Союзники Петра — польский и прусский короли, курфюрсты Саксонии и Ганновера — не слишком доверяли русскому царю. И на то имелись все основания: имперские аппетиты Петра росли день ото дня. В те времена, когда русская армия закалялась в боях со шведами, англичане и французы раздирали на части сказочно богатую Индию, успев поделить на троих с Голландией наследие Испании. Но и эти давние хищники уже с опаской поглядывали в сторону России.
Амбиции Петра простирались все дальше, все шире и грозили европейским державам не просто ослаблением позиций в мировой политике. Россия, того и гляди, могла прибрать к рукам большую часть колоний, чьи несметные богатства питали могущество огромных империй. Петр однозначно не собирался оставаться в стороне при новом разделе мирового влияния. Вслед за вторжением в Персию, борьбой за Каспий, присоединением Камчатки он намеревался основать русские поселения в Америке, побороться за Мадагаскар и уже приказал Берингу разведать путь в Индию через Ледовитый океан…
Но внутренние смуты и восстания, мятежи и расколы, раздоры и несогласия ослабляли российскую державу, мешали Петру в осуществлении его тщеславных намерений. Пожары и суховеи опустошали. Моровые поветрия, голод и жесткость правителей не щадили народ, но был он молод и неистребим, как трава. Самые отчаянные, самые стойкие шли все дальше и дальше, через Урал, на восток, кто с мечом, а кто и с крестом. Через сопротивление туземцев, через пот и кровь осваивали новые пространства. Постепенно, год за годом, шаг за шагом, где пешком, где верхом, на плотах и дощаниках, волоком да бичевой добирались лихие русские люди до Ангары и Витима, Байкала и Амура, до ледяных северных широт и необъятных просторов Тихого океана, строили деревянные крепости и оседали в них.
Но не успевали потемнеть бревна в новом остроге, как валил уже отовсюду народ — и честной, и беглый. Возникал, расширялся вокруг крепости посад, лепились к нему ремесленные слободы. Глядишь — через десяток лет зашумел среди тайги, закипел жизнью молодой город…
Медленно, но верно прирастала Российская империя сибирскими землями: волость за волостью, уезд за уездом, а вскоре целые губернии образовались — по территории больше, чем иное государство в старой Европе…
