Ознакомительная версия.
– ДТП.
– Понятно.
Я обнимаю его голову. Не знаю, что сделать, чтобы боль отпустила. Он похож на каменную статую. Все мышцы напряжены. Я глажу его плечи, волосы, спину, чувствую наконец, что он расслабляется.
– У тебя здесь нет никаких успокоительных средств? Может, я съезжу в аптеку?
– Не нужно. Пройдёт. Хотя… вон в том шкафу лучшие успокоительные средства, давай что-нибудь.
Я открываю шкаф с запасами спиртного, обнаруженный мной ещё в первую ночь, достаю коньяк, ставлю перед ним вместе с рюмкой. Он выпивает.
– Ты будешь ужинать? – спрашиваю я.
– Не хочу. Я пойду спать. Хорошо?
– Иди, конечно.
Он уходит в спальню. Я убираю коньяк, ужинаю, хотя в горло ничего не лезет. Принимаю душ и тихонько крадусь в спальню, думаю, что он уже спит. Он сидит на краю постели, не раздеваясь. Я обнимаю его, он, как ребёнок, утыкается лицом в мою грудь.
– Люби меня, – слышу его тихий голос.
– Я люблю тебя, люблю, – не понимаю, в каком смысле расценивать его просьбу, но отвечаю, искренне подразумевая все смыслы.
С меня соскальзывает полотенце, в которое я завернулась после душа, я стягиваю с него одежду. Он безропотно повинуется мне. Я целую, пользуясь его пассивностью, везде. Каждую частичку любимого тела: лоб, глаза, губы, плечи, живот, изуродованную спину. Он не отталкивает меня. Я наслаждаюсь властью. Как же я хочу вылечить твою израненную душу! Но не знаю, как. Я могу только любить. И люблю, самозабвенно, отдавая всю себя.
– Ох, милый мой раненный мальчик, не отталкивай меня, и тогда всё будет хорошо, – шепчу я, зная, что он всё равно сделает вид, что не слышит.
Просыпаюсь, как всегда, поздно, почти в десять, и, как всегда, одна. Выбираюсь из постели, бреду на кухню. В центре стола записка:
«Не стал будить. Пришлось уехать. Постараюсь вернуться после обеда. Привезут диван и кресла, они же заберут старую мебель. Проконтролируй. Всё оплачено. Макс».
Долго раздумывать над запиской не пришлось. На улице слышу шум грузовой машины. Выглядываю в окно. «Доставка мебели». Встречаю во дворе грузчиков. Они выносят старый диван и кресла, потом заносят новую мебель, устанавливают на места.
Проводив рабочих, захожу в зал. Он так преобразился! Ещё несколько раз деда куда-нибудь отправить – и комнату будет не узнать. Мысленно планирую, что можно поставить вместо громоздкой стенки, какие сюда подошли бы занавески. Потом одёргиваю себя. Что-то размечталась!
Иду на кухню, готовлю обед. Максима нет, времени уйма. Решаю заняться пирожками с ягодами. У Макса такая замечательная духовка, печь в ней – одно удовольствие.
Время близится к обеду. Я вынимаю последнюю порцию, когда слышу шум подъехавшей машины и хлопанье дверцы. Хочется думать, что это вернулся Максим, но чутьё водителя со стажем не обманешь. Так работает двигатель «волги». Окно из зала как наблюдательный пункт. Вижу отъезжающее такси. Шаги на крыльце, в коридоре. Иду на кухню, встречать гостей, кто бы они ни были.
Дверь открывается и входит низенький сухощавый пожилой мужчина с абсолютно белой седой головой и пронзительными живыми бледно-синими глазами. Он держит в руке большую дорожную сумку. Увидев меня, стоящую посреди кухни, сумку бросает на пол, перешагивает через неё и резво подходит ко мне.
– Вот оно как! – вскрикивает он довольно-таки сильным сухим голосом. – Кто такая будешь?
Я догадываюсь, что это дед Максима, поэтому продумываю ответ:
– Я девушка Максима, Алина.
– От, молодец! Не обманул старика! – восклицает он и начинает быстро двигаться по кухне, заглядывая в окно, в кастрюли, в шкафчики, и не переставая говорить: – Кабы знал, что не надурит старика, не сбежал бы. Да чего уж там! Сбежал бы, конечно! Ну не могу я без дела на песочке валяться! И грязюкой тебя мажут, и массажу делают! Тьфу! Что я, дома не намажусь! Тут столько делов, а я там лежать буду, пузо чесать! Нет!
Наконец, он останавливается возле меня. Слава Богу! Голова закружилась наблюдать за его быстрыми передвижениями.
– Иван Кузьмич я, дед Максима, точнее, дядька, ну ты тоже называй дед, так сподручней. Ох, молодец, парень, не обманул!
– Иван Кузьмич, вы обедать будете?
– А то! Накладывай! Пойду, хозяйство своё гляну. Соскучился, ох, соскучился!
Он выбегает из дома, перешагнув через сумку. Я поднимаю её и несу в зал. В спешке застилаю диван и кресла покрывалами. Возвращаюсь на кухню, наливаю борщ, режу хлеб. Дед стремительно врывается в дом. Поражаюсь его манере двигаться.
– Давно знаешь Максимку-то? – спрашивает дед, усаживаясь за стол.
– Недавно. Где-то две недели, как мы познакомились.
– Ну, ничего, ты, главное, не обижай его. А где он сам? Домой, небось, уехал?
– Куда? – удивлённо спрашиваю я.
– Ну да что я, не понимаю, домой-то наведываться тоже надо. Москва – не наша деревня, там за имуществом глаз да глаз нужен. Не бросать же на три недели, пока я на курортах прохлаждаюсь! Ну, а скоро вернётся, не знаешь?
– Не знаю, – только и могу вымолвить я, но деду для поддержания разговора этого достаточно.
– Максим – парень хороший. Молчаливый только, не разговоришь никак. Приедет, бывает из своей Москвы, и молчит днями. Я, говорит, на релаксацию к тебе приехал, что означает – отвяжись, дед. Ну, релаксируйся, не буду приставать. Помолчит он у меня так дня два-три, и опять домой уедет. А мне-то поговорить хочется! С кем я тут говорю? С козой, да соседкой – вот и все разговорщики мои. А коза-то гладючая стала, и кролики накормлены, и трава заготовлена, и огород чистый! Ну, молодец!
Как он может и есть, и говорить одновременно. Внимательно его слушаю, стараюсь не подавать вида, насколько изумлена. Вдруг он замирает с ложкой у рта, смотрит на меня.
– Сама готовила?
– Да.
– И пироги сама пекла?
– Сама.
– Ну, слава тебе, Господи! Хоть раз нормальную бабу нашёл! Ох, не везёт ему на вашего брата, ох, не везёт! Одна ушла, судиться хотела за имущество, так он, дурак, так ей всё отдал, без суда. Попила она у него крови! Думал, он вообще на девок глядеть не будет. Ну, как… Глядеть-то он глядит, каким надо местом глядит. А вот жениться, говорит, не хочу, хватит! А что хватит! Парню сорок лет, домину в два этажа отгрохал, а жить кто будет? Говорю, детями заселять хату нужно! А он смеётся: успею, успею! Я вот успел? Ни жены, ни детей. Кабы не Максим, так бы и помер один. А Максим – хороший парень!
Снова убеждает меня дед. Стараясь, чтобы не дрожали руки, ставлю перед ним второе, усаживаюсь напротив. Дед только и ждёт моего внимания.
– Сама что не ешь? – замечает, наконец, дед.
– Не хочу, недавно кушала, – вру я.
– Это ж я его подговорил! – с гордой улыбкой сообщает он и по-свойски толкает меня в плечо: – Поеду в твою санаторию, если жену найдёшь. Он говорит, найду, только езжай, подлечись. Ноги меня подводить стали, болят, терпу нет, – шёпотом, низко наклонившись ко мне, говорит дед, словно это большая тайна. – Это же он должен в санаторий тот ехать. Работа у него плохая. Разъезды какие-то, командировки. Чем он там занимается, не знаю, но, бывает, приезжает труп трупом, ну, в переносном смысле. Хотя в госпитале пару-тройку раз лежал. Но раны – это ерунда, с тем, что у него в голове творится! Жену бы ему подходящую, чтобы не только тело, но и душу ублажила. А вот начальство у него там хорошее. Чуть что, сразу отправляют на… как его там… реабилитацию!… во! А он ко мне, говорит, у тебя лучше. А как ноги-то заболели, он на меня: едь, лечись, что зря место пропадает, а я на хозяйстве побуду. Думал, не справится. А оно вон, как, справился. Помогала ему?
Ознакомительная версия.
