— Ну-ну, моё солнышко. Не плачь, мамочка рядом, — я баюкала на руках шестимесячного карапуза, едва не засыпая прямо стоя.
За последние две недели я вся выбилась из сил. Ромка стал очень капризным из-за прорезающихся зубов, и по этой причине находил успокоение только рядом со мной. Когда послышалось мерное сопение крошечного носика, я облегченно вздохнула. Четыре часа ночи. Есть ещё немного времени поспать.
Легла на кровать, аккуратно положив сынишку под бок. Конечно же, утром мама выскажет своё "Фе" по этому поводу, но с этим я как-нибудь разберусь потом. Одновременно воевать с Вольским-меньшем и Соболевой-старшей — непростая задача.
Как назло сон всё не приходил. Даже проверенный счет овечек не сработал. Всё не могла успокоить нервы, что последние дни были просто на взводе. Кое-как удалось уснуть, но с первыми лучами солнца комнату пронзил детский плач, снова.
— Алесенька, поспи, доченька. Я посижу с Ромкой, — я только взглянула на маму одним открытым глазом, а затем зарылась лицом в подушку.
Два часа пролетели, как одна минута просто. Вскочила на ноги, на ходу накидывая на плечи халат. Спускаясь на лестнице, задержалась, услышав знакомый голос. Бабушка пела внуку колыбельную, качая коляску вперед-назад.
— Заснул? — Спросила едва уловимым шёпотом, ступая на цыпочках.
— Т-ш-ш. Спи-спи, бабушкино счастье, — Рома заворочался в люльке, а в скором времени крепко уснул.
Мы молча прошли в кухню, оставив коляску в поле зрения. Я села на диван, подогнув под себя ноги. Мама приготовила чай и бутерброды с ветчиной. Поставила на стол рядом со мной большую чашку и тарелку.
— Ешь, моя хорошая, а то совсем исхудала. Взвешивалась сегодня? Сколько уже? — Мама устроилась напротив и с грустью принялась рассматривать мою сутулую осанку.
— Сорок пять, — пригубила чашку чая, бросая в сторону Оксаны Сергеевны теплый взгляд.
— Лесь, это никуда не годится. Может, все-таки покажешься врачу? У тебя уже болезненная худоба. Это ненормально, понимаешь? — Целых десять минут мне пришлось выслушивать лекцию о здоровье молодой кормящей женщины.
— Мам, всё нормально. Честно. Вырастет Ромка, вот тогда я и верну прежнюю форму. — Оправдывалась как могла, но это не особо успокаивало материнское сердце.
— Он тебе так и не ответил? — Мама переключилась на болезненную тему, из-за которой меня всегда бил мандраж.
— Нет. Ни разу, — Оксана Сергеевна недовольно покачала головой, а затем взяла мои руки и принялась поглаживать.
— Ты не злись на него, доченька. Сама понимаешь, он в непростой ситуации оказался. Жизнь под откос пошла. Дай ему время всё обдумать. Вот увидишь, однажды он всё поймёт, — на мамины доводы я лишь устало закатила глаза, а затем стала истерически смеяться.
— Мама, ты сейчас серьезно, что ли? Ромка — сын Вольского. Я устала вам всем это говорить. Мне нужно тест ДНК сделать, чтобы вы все поверили? Одного слова недостаточно? — Я начинала заводиться, как и всегда, когда дело касалось отцовства моего ребёнка.
Когда родился Ромка, мама первая сказала: "Он не похож на Тимурчика. Лесь, это сын Его?". Кого имела в виду мама, я даже не спрашивала, и так всё было понятно, как дважды два. Конечно же, светлые волосы и глаза сбивали с толку. Только, почему-то, никто не принимал во внимание тот факт, что мать ребенка — тоже со светлыми волосами и голубыми глазами. Человеческая глупость оказалось такой очевидной, что впору было крутить указательным пальцем у виска всем сомневающимся!
Непростительнее глупости может быть только недоверие. Тимур так и не поверил мне, как оказалось. Через один месяц после того судебного заседания, я получила иск о расторжении брака. К моему счастью, закон запрещал разводы во время беременности и до исполнения ребенку одного года. Помню, как тогда взбесилась не на шутку. В колонию приехала, требуя свидания. Да только тщетно всё было. Не захотел меня видеть, не пришел на встречу. А потом я начала писать ему письма. На почту каждую неделю носила конверт, прилагая к письму свои фотографии или снимки УЗИ. Но от Вольского так и не поступало ответа, вплоть до сегодняшнего дня.
Дни тянулись настоящей вереницей. Каждый вторник похож на понедельник, а понедельник — на воскресенье. Неделя за неделей я существовала, а не жила. Лишь одна радость была в жизни — подрастающий сын, который очень любил улыбаться и лепетать.
Однажды утром я проснулась от громких голосов за дверью. Оказалось, что это братец решил почтить своим присутствием.
— Вань, может, не надо ей говорить? — мама старалась в чем-то убедить брата, да только тот стоял на своём.
— Хватит опекать Лесю. Она в состоянии принимать решения самостоятельно, — дверь в спальню отворилась, и на пороге показался высокий шатен. Ванька демонстративно постучал, привлекая к себе внимание.
— Привет, сестрёнка, — брат подошёл к кровати и, не спрашивая разрешения, уселся рядом.
— Привет, — настроения совсем не было. Даже криво улыбнуться не могла, лишь вздохнула грустно, смотря в одну точку на обоях.
— Ты к врачу так и не пошла? — Ванька бросил в мою сторону печальный взгляд, а я лишь в ответ покачала головой.
— Ладно, я не за этим сюда пришел. Я к тебе с новостями и с просьбой. Не буду много говорить, а перейду сразу к делу. На следующей неделе состоится слушание в апелляционном суде по делу Тимура в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Есть большой шанс, что его оправдают, но только, если ты… — Братец замялся на полуслове, подбирая правильные слова. А я На кровати подскочила и едва за плечи не принялась трясти Ваньку, чтобы перестал томить в ожидании.
— Я понимаю, что ты вправе отказаться. Понимаю, что ты и так много пережила. Но, Алеська, пройди этот путь, пожалуйста, ещё раз. Дай показания в суде против Ариевского. Расскажи обо всем. Расскажи, что он тебя тогда из дома похитил. Что на свадьбу пришел и просил пойти с ним. Понимаешь, кроме тебя и Вольского никто больше не видел майора в тот день. А Вольскому не поверят, сама понимаешь. Плюс, если ты сообщишь, что вы с Ариевским были в прошлом любовниками, то это поможет убедить коллегию судей в дополнительном мотиве. Помоги, сестрёнка, пожалуйста. — Я впитывала в себя каждое слово. Сердце учащенно забилось, когда братец повторил свою просьбу.
— Леся, ты не обязана этого делать, доченька. Мы найдем другие способы помочь Тимуру. Отец Тима, Андрей Романович, не последний человек, он тоже постарается, — на арену вышла мама, бесцеремонно вмешиваясь в разговор.
— Тетушка, ты опять за Лесю решение приняла. Вот, что ты за человек такой, а? — Дальше следовало пререкание с обеих сторон, а мне даже и слова не давали вставить в бурный диалог.
Пришлось крикнуть, собираясь из последних сил:
— Хватит! Замолчали! Оба! — Две пары глаз уставились на меня. — Значит, так. Я сделаю все, чтобы вытащить моего мужа из тюрьмы. Если будет нужно, то зубами стану бетон грызть или металлическую решётку, если это поможет делу. Вань, ничего не говори Тимуру. Не говори, что я приду в заседание. Знаю, ты общаешься с ним. Просто веди себя, как обычно. Мама! Хватит меня от всего ограждать. Я не нуждаюсь в подобной опеке. Ромка растет без отца, а я умираю без своего мужа, поэтому просто не вмешивайся.
Оспаривать моё решение никто не осмелился. Ванька был только "За", а мама вышла из комнаты, решив погулять с внуком на улице. Братец долго молчал, когда прошли в кухню, чтобы приготовить чай. Я нарезала бутерброды, а Ванька щёлкал пультом от телевизора.
— Вань, почему Тимур не отвечает на мои письма и отказывает в свиданиях? — Рядом села. Взгляд устремила на мужское лицо, чтобы уловить каждую эмоцию на случай, если надумает врать. Мне нужна была только правда.
— Сестрёнка, у вас всё так запутано, что я и сам не знаю. Тим не хочет говорить со мной на эту тему, а я не могу его заставить.
— Значит, он думает так же, как и все. Ванюш, вот скажи мне, только честно. Ты до сих пор считаешь, что Ромка — не его сын? — Братец грустно вздохнул, стараясь не смотреть в мою сторону. А мне и не требовалось другого ответа. И так красноречиво сказали обо всем его глаза. — Почему вы так считаете? Только из-за того, что я тогда уехала к морю с Ним?
