Ознакомительная версия.
Кате захотелось заткнуть уши, но она продолжала слушать.
– Понимаете, Екатерина Владимировна, какая связь?
– Понимаю.
– А за день до своего самоубийства она звонила вам на домашний телефон…
– Звонила.
– И?.. – Следователь подался вперед так стремительно, что очки едва не слетели на пол. – Зачем она вам звонила?
– Она считала меня причастной к смерти Андрея.
– А вы… непричастны? – Выражение лица следователя сделалось по-детски наивным.
– …А давайте поговорим об этом в моем присутствии. – В комнату с бойницами энергичной походкой вошел немолодой, лысеющий человек, лицо которого Катя часто видела по телевизору еще в прошлой, беззаботной жизни. – Екатерина Владимировна, с этой минуты я ваш адвокат!
Адвокат, Катя так и не запомнила его имени, все решил и все урегулировал, доказал Катину непричастность и невиновность. Ко всем смертям… Ей бы радоваться, а ей было все равно.
Чувства вернулись к ней через неделю. Чужая боль заставила позабыть о своей собственной. Алина, жена Егора, умерла от передозировки. Не помогли ни только что пройденный курс лечения, ни сиделка.
И они поменялись ролями. После смерти жены Егор из опекуна превратился в опекаемого. Теперь уже Катя отпаивала его горячим чаем и почти силой уводила с кладбища. Семь лет жить с наркоманкой, бороться с ее недугом, бояться за ее жизнь, изо дня в день наблюдать, как деградирует любимый человек, – это не всякому под силу. А Егор терпел эту боль, никогда не жаловался и продолжал любить свою жену. Когда Алина умерла, он сломался. Теперь оба они были сломаны, но странным образом Катя чувствовала, что она сильнее.
– Выходи на работу. – Они стояли на кладбище под пронизывающим ветром, и от ветра этого у Кати, кажется, вымерзло все внутри. – Без тебя компания пропадет. Сергей Алексеевич болен, я ничего не смыслю в бизнесе. Вся надежда на тебя. Не бросай нас.
Наверное, она нашла правильные слова или произнесла их в нужный момент, но работа стала для Егора той палочкой-выручалочкой, которой не было у самой Кати.
* * *
Весна наступила как-то неожиданно рано, с ярким солнцем, звенящей капелью и стремительными ручьями. Из окна машины весна казалась особенно желанной. Кате вдруг захотелось выйти, пройтись пешком. До офиса компании оставалось минут десять. Ну, или пятнадцать, принимая во внимание ее нынешнее состояние – на седьмом месяце козочкой уже не поскачешь. Катя почти решилась, но посмотрела на свои тонкие замшевые сапоги и передумала – не хватало только промочить ноги и простудиться. Она поерзала на сиденье, поудобнее устраивая свое утратившее былую гибкость и выносливость тело. Малыш, который весь день вел себя на удивление смирно, недовольно заворочался и пнул ее пяткой под ребра. Катя ахнула, погладила себя по животу, сказала ласково:
– А ты у меня резвый мальчик.
То, что родится сын, Катя уже знала наверняка, сегодняшнее УЗИ не оставило и тени сомнений.
Зазвонил мобильный.
– Привет, как все прошло? – спросил Егор.
– Мальчик, – сказала она и улыбнулась. Только мысли о ребенке заставляли Катю улыбаться.
– Замечательно! Ты в городе?
– Практически рядом с офисом.
– Тогда, может быть, заглянешь ко мне? Напою тебя чаем?
– Егор, появилась какая-нибудь информация?
Всем им была нужна одна-единственная информация. Все они хотели знать, кто убил Андрея. Но ни следователь, ни люди Старика так и не смогли ответить на этот вопрос.
– Дело Колесниковой закрыто. Но по ходу всплыли неожиданные обстоятельства. Ты должна кое-что увидеть.
– Я буду через десять минут. – Катя отключила телефон. День больше не казался ей ярким, серый мир дотянулся до него своим щупальцами.
Дело закрыто. Самоубийство – это очень удобно. Несчастная любовь, трагическая смерть любимого мужчины, нервный срыв… В полиции сказали, что Колесникова была наркоманкой, на ее руках обнаружены следы от инъекций – месячной давности и совсем свежие, в крови – героин. Она находилась под кайфом, когда бросилась под поезд. Вот только бросилась ли Лена добровольно?..
Катя не верила в суицид. Колесникова была не из породы тех, кто готов добровольно расстаться с жизнью. Она пребывала в ярости, хотела наказать убийцу Андрея и не стала бы бросаться под поезд. Значит ли это, что кто-то помог Лене?
Мысль была темной и тяжелой, от нее делалось зябко, но и не думать, не анализировать Катя не могла. А Егор сказал, что возникли обстоятельства. Какого свойства обстоятельства?
Катя была уже у лифта, когда знакомый голос вывел ее из раздумий:
– Добрый день, Катерина Владимировна. – Иван смотрел на нее исподлобья и улыбался ну совсем неискренней улыбкой.
– Здравствуйте. – Катя нажала кнопку вызова. – Как дела?
– Спасибо, все хорошо.
На самом деле Иван преувеличивал, все хорошо было у кого угодно, только не у него. После Катиного побега он едва не лишился работы. Ей пришлось просить Алексея Сергеевича, чтобы парня не увольняли. Не уволили, лишь понизили до охранника, но кому нужна такая протекция? И что он сейчас чувствует?
Тренькнул звонок, распахнулись железные створки, Катя оглянулась – Иван шел прочь от лифтов. Раздумал ехать? Ну и бог с ним! У нее хватало своих проблем. В кабинете Егора ее ждали неожиданные обстоятельства…
Егора на месте не оказалось. Можно было подождать его в приемной, но секретарша, молоденькая, яркая, как тропическая бабочка, девица, смотрела на Катю с таким невыносимым любопытством, что она передумала и решительно толкнула дверь в кабинет.
Кабинет был просторный, светлый и стерильный, как операционная. Оставлять на сияющем паркете мокрые следы стало даже как-то неловко. Катя прошла к рабочему столу, уселась в удобное кресло, с наслаждением вытянула ноги.
На столе лежала папка, тонкая пластиковая папка, каких в любом офисе сотни, если не тысячи. Когда Катя раскрыла папку, ею двигало извечное женское любопытство. В папке лежали снимки. Темно-синий, почти черный «Форд» был сфотографирован в деталях и с разных сторон. Он стоял на обочине дороги, рядом с тем самым роковым переездом, наверное, именно поэтому и удостоился такого пристального внимания. Его бампер был помят, а на лобовом стекле болталось розовое сердечко. Катя уже видела похожее. Или точно такое же? Руки, только-только начавшие согреваться с улицы, снова онемели, и снимки теперь приходилось перебирать деревянными, непослушными пальцами, а дышать и вовсе получалось через раз.
До тех пор, пока Катя не увидела раскрытый «бардачок», а в бардачке стопку открыток. На следующем снимке открытки были сфотографированы вблизи, и сомнений больше не осталось. Пухлощекие младенцы смотрели на нее мертвыми дырами глазниц, от которых не было сил отвести взгляд даже тогда, когда хлопнула дверь кабинета.
Ознакомительная версия.
