— Синьор Сандро так и не прилетел в Париж. А Крестному Отцу стало плохо в самолете по пути в Палермо и он сейчас в больнице без сознания.
Глава 35
Франция. Париж. Дом на Итальянской площади
25 июля 3 часа ночи
Виктория Лукрезе
Я и не заметила, как оказалась в незнакомой мне квартире на третьем этаже типичного парижского дома.
Судя по испуганному лицу Эшфорд, которая сидела на корточках передо мной, я нахожусь в ее квартире. В гостиной, если быть точнее. Или в какой-то другой комнате похожей на гостиную и склад музея одновременно.
Энн что-то спрашивала, сжимая мою ладонь, но я не понимала. Просто смотрела сквозь нее, ничего не видя и не слыша.
Сандро вылетел из Нью-Йорка в Париж и… И не прилетел.
Он погиб?
Попал в Бермудский треугольник или что-то подобное?
А может быть это просто какая-то ошибка?
Связи с моим мужем нет. Нонно находится в больнице без сознания в Ричмонде. Свекровь и остальные тоже не знают, что случилось с Сандро.
— Нет, этого не может быть… — пробормотала я.
Нет… Мой муж не мог погибнуть… Я не верю. Не могу поверить.
Он же встает каждый день ни свет ни заря на тренировки. Дерется, как Джеки Чан. Стреляет, как эльф из Властелина Колец. А сколько раз он прыгал с парашютом? Или гонял на гоночных тачках по трассе для «Формулы 1»?
А еще будит меня поцелуями и приносит кофе в постель… Отпускает едкие шуточки по любому поводу… Докапывается до каждой мелочи и никогда не опаздывает на ужин.
Нет, я отказываюсь верить, что моя семейная жизнь только началась и тут же закончилась. Так нельзя!
Неожиданно Эшфорд села рядом со мной на диван и ласково обняла меня.
— Девочка моя… Ох, как же мне жаль, что ты все это переживаешь… — искренне произнесла она. — Поплачь… Тебе станет легче.
Она прижала меня к своей груди и гладила по спине, как ребенка, но, как бы мне не хотелось разрыдаться, я не могла выдавить из себя ни слезинки.
— Я знаю, как тебе тяжело… — прошептала Энн. — Как страшно и больно… И что никакие слова тут не помогут… Но чтобы не случилось, Вики, ты не одна со своими бедами… У тебя есть и всегда будем мы… И мы с Мигелем тебя любим…
Она продолжала что-то шептать, но сердцем я вернулась в самый страшный день в моей жизни.
День, когда после похорон родителей и поминок, я осталась в пустой квартире одна. Не понимая, почему вещи лежат, как обычно, но дома по-настоящему гробовая тишина.
Как это вообще возможно? Вещи есть, а людей — нет.
Два дня я лежала на диване в гостиной.
Не ела. Не плакала. Даже не шевелилась.
Вероятно, я спала, но этого не замечала. Просто открывала глаза и снова закрывала, фиксируя лишь, что в гостиной темно или светло. И неотрывно смотрела как тикают часы висящие над охотничьим ружьем папы.
Вспоминая, как он брал его с собой, когда ездил с дядей Мишей на рыбалку в какую-нибудь глухомань. А потом с гордостью хвастался передо мной и мамой своей добычей.
И не знаю сколько бы я так горевала, погрузившись в оцепенение… Если бы ночью к нам не нагрянули незваные гости.
Воры.
Обыкновенные, бессовестные домушники.
До сих пор помню, как ужас пополз коже, парализуя. Я слышала мужские голоса коридоре и возненавидела родных за то, что они все меня бросили. И защитить меня от мерзавцев, слоняющихся по нашей квартире было просто некому.
Никогда не забуду слова, заставившие очнуться:
«Я тут главный и она — моя. Ты понял?»
Пока они спорили, кому достанется мамина норковая шуба, я сняла папино ружье со стены, достала патроны из ящика и выстрелила сквозь стеклянную дверь ведущую в коридор.
Раздался звон битой посуды где-то в квартире Эшфорд, а у меня сами по себе вырвались те же слова, что и десять лет назад:
— Ну, и кто теперь главный?
Дядя Миша и Рино, беседующие в противоположном углу гостиной, мягко говоря опешили из-за моего тона.
— Рино, я задала вопрос, — жестко произнесла я. — Кто сейчас по факту главный?
— Пока синьоры Лукрезе не в состоянии… — осторожно произнес он. — Принимает решения синьор Бернардо Манчини.
— И где он сейчас?
— Вместе с синьором Лукрезе старшим в Ричмонде. Как и Фабио Манчини с супругой. Они летели в Палермо на одном самолете.
— Угу… И если с нонно что-то случится, Бернардо Манчини станет следующим Крестным Отцом?
— Только если его выберут на совете, где соберутся главы всех семей, входящих в клан Лукрезе, — неоднозначно произнес Рино.
— Альтернативы? — шевельнула я бровью.
— Синьор Джиротти. Он входит в совет директоров «Интер-Транс».
— Ну, у вас и без Джиротти, есть еще кандидаты, — мрачно произнесла Эшфорд.
Вспомнив толстяка, который на нашей свадьбе вел себя весьма вызывающе по отношению к нам с Сандро, я задумчиво закивала.
— Короче у нас бардак и все будут делить все, что плохо лежит.
— Солнышко, — ласково погладила меня по волосам Эшфорд, до боли напоминая мне мою маму. — Давай об этом вы поговорите утром? Чтобы твой ребенок был здоров, тебе нужно поспать, а не горевать раньше времени.
Зеленые глаза искрились заботой и теплотой и, проглотив ком в горле, я тихо спросила:
— Я могу сегодня остаться у вас?
— Конечно, — спохватилась Энн. — Наш дом — твой дом. Живи с нами сколько хочешь.
Лежа под одеялом, я все время ворочалась. Даже после успокоительного сон не шел и я никак не могла прогнать страхи, что мне придется хоронить кого-то из родных в ближайшее время еще раз.
Только теперь я не могу впасть в оцепенение и безволие. У меня будет ребенок и ему нужна мама.
И папа тоже…
В душе я себя проклинала, ведь нельзя даже в мыслях хоронить мужа раньше времени. Я даже новости специально не смотрю, чтобы не верить в плохое. Просто жду звонка от мужа. Но я не могу не думать о том, как мне защитить своего ребенка, если я останусь одна?
Если Сандро не станет, наш ребенок все унаследует. Контрольный пакет акций «Интер-Транс» и других предприятий Лукрезе. А я буду его опекуном, но буду иметь право лишь на доходы от акций. Грубо говоря, как от вклада.
И где гарантии, что мы не станем пленниками следующего Крестного Отца?
Или что у меня не отберут моего ребенка?
Слезы стекали по щекам и, отчаянно всхлипнув, я зарылась лицом в подушку. Как вдруг на тумбочке зазвонил телефон.
— Нонно? — не поверила я, видя имя входящего.
Взяв трубку, я чуть не выкрикнула на весь дом:
— Слава Богу, вы живы!
По видеозвонку было видно старика в больничной пижаме и край капельницы, а я громко шмыгнула носом.
— Да, живой я, живой… — слабо кряхтел синьор Лукрезе.
— А Сандро⁈ — выпалила я. — Нонно, с ним все в порядке? Он же жив, да?
Включив светильник на тумбочке, я села в постели и с неистовой надеждой смотрела на деда. Однако он лишь хмурился и с горечью поджал губы.
А после, будто сжалился надо мной, и подмигнул.
Я непонимающе нахмурилась, а старик подмигнул мне еще раз. Даже пушистой бровью пошевелил, чтобы я уж наверняка догадалась, что мой муж живой, но спрашивать по телефону подробности не стоит.
— Виктория, я знаю, как тяжело это принять, а смириться и вовсе невозможно… — театрально-трагично вздохнул нонно. — Судьба синьоры Лукрезе невыносимо тяжкое бремя…
Дедушка грустно поджал губы:
— Дольчеза, все пошло не по плану. Прости, сердце у меня барахлит и я не могу тебя утешить, как должен… Надеюсь, что родные смогут тебя поддержать в это непростое время.
Дедушка поморщился и стало ясно, что его нахождение в больнице совсем не симуляция.
— Мне ввели успокоительное, — быстро слабея пробормотал он. — Я позвоню тебе, когда проснусь. Береги себя и малыша, дольчеза… Хорошо кушай, как бы не было плохо на душе… Спи побольше… Здоровье — самое главное…
