Тем временем я потрошу шкафчики стюардессы. Так, неплохо: несколько банок консервов, салфетки, зажигалки, в холодильнике вода и соки, сэндвичи, печенье и шоколад. Кладу в свой рюкзак всего понемногу, потом загружаю сумку Эда.
— Зачем вы это делаете?! — заметила мои манипуляции желтолицая Керолайн.
— Я ни за что не выйду в джунгли без полной экипировки, миссис Брекстон. Это все равно что выйти в открытый космос без скафандра.
— Но вы идете совсем ненадолго!
Хм, я бы на твоем месте не стала всерьез на это рассчитывать, моя желтая роза… Я не вернусь сюда хотя бы потому, что больше не хочу тебя видеть!
— Тори права. — Эд просовывает руки в ручки сумки, надевая ее на спину на манер рюкзака. — Джунгли не любят беспечных.
Люк заклинило, но Эд толкает его плечом, и я вижу знакомый зеленоватый сумрак, обступивший самолет.
— Идем, Тори.
— Эй, стойте! А где гарантия, что вы вернетесь? — Джейк вдруг ожил и зашевелил извилинами. — Где гарантия, что вы не бросите нас здесь?
— Никаких гарантий, Джейк. Ты уже большой мальчик, в случае чего позаботишься о себе сам.
— Но…
Я уже больше не слышу его. Я прыгаю на мягкую подстилку из сухих листьев и еще какой-то гадости. Ишь, тюфяк, гарантий ему захотелось! Насекомое… Я никому из вас ничего не должна, мы все в одинаковом положении. И тащить кого-то из вас на своем горбу я не стану хотя бы потому, что ни один из вас не сделал бы того же ради меня.
Эд подает мне руку, но я поднимаюсь самостоятельно. Рюкзак оттягивает плечи, но это мелочи — чтобы встать и идти, мне не нужна ничья чертова помощь, я способна сама о себе позаботиться.
— Что теперь? — сделал вид журналист, будто не заметил моей невежливости. — Куда пойдем?
— Куда угодно, пока не сориентируемся.
— Что ж, попробуем…
Мы отходим от самолета и вступаем в зеленоватые влажные сумерки. Я оглядываюсь назад: мы очень удачно приземлились, — судя по всему, самолет рухнул на брюхо не сразу, а сломав несколько гибких пальм. Они-то и послужили амортизаторами, с которых искалеченная машина скользнула на небольшую полянку и уткнулась мордой в густые кусты.
В джунглях всегда темно — верхушки деревьев сплетаются так плотно, что практически не пропускают солнечный свет. Подлеска почти и нет, папоротники и лишайники заполонили все вокруг, и я думаю о змеях и прочей гадости, притаившейся прямо под ногами.
Мало света — и воздуха тоже мало. Я сразу начинаю задыхаться. Возможно, оттого, что в самолете было душно и я надеялась, что снаружи будет не так. Но ведь точно знала, что ждет меня в тропическом лесу: спертый, теплый воздух, влажный и тягучий. Майка моментально намокла от пота, и пот стекает из-под волос струйками, а я вряд ли найду где помыться — в ближайшее время. Дикие нехлорированные водоемы не годятся для купания, в них кишат разные паразиты — от крокодилов до всяких там глистов и бактерий, вызывающих страшные болезни. Не хочу об этом думать!
— Может, я понесу твой рюкзак?
— Нет, спасибо. Все в порядке.
Ишь, какой быстрый — отдай ему рюкзак с запасами продуктов, лекарств и питьевой воды! Кто знает, что у тебя в башке, парень? С некоторых пор я не слишком доверяю людям — лет этак с трех.
— Но тебе тяжело, а я сильнее, мне…
— Я в полном порядке, Эд. Мне не нужна нянька.
— Как скажешь. Просто хотел помочь.
Ага, помощничек выискался… Видала я таких во всех видах! Ладно, проехали.
А вот лианы, свисающие повсюду, как серпантин с новогодней елки, меня раздражают. На них таится всякая ядовитая пакость — возьмет да и укусит, не спросив, как звать, и тогда все, конец истории.
— Ты ничего не замечаешь?
— А что?
Нет, я ничего не замечаю, дорогой, потому что и замечать нечего.
— Как-то тут… то тихо, то всякие звуки…
— И что?
— Ничего. Просто как-то странно.
— Ничего странного. Здесь своя жизнь. Ты прислушайся и поймешь.
В джунглях никогда не бывает тихо. Где-то визжат обезьяны, жужжат насекомые, щебечут птицы, и все это сливается в общий шумовой фон, который перестаешь замечать, как не замечаешь гула машин в большом городе. Падение самолета распугало птиц и обезьян, но сейчас все возвращается на круги своя.
— Слышишь крики попугаев? Их здесь легион. А вот большие коты не слышны, и это опасно. Правда, охотятся они ближе к вечеру, а потому нам нужно производить как можно меньше шума и до ночи успеть уйти подальше. К тому же надо найти место для ночлега, и это будет посложнее, чем…
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что нам следует как можно скорее делать отсюда ноги, пока нас не нашли местные активисты пацифистского движения.
Журналист ошеломленно смотрит на меня, словно впервые видит. Ну, и чего уставился? А я знаю. Я ошиблась, он, оказывается, считал, что я намерена вернуться в самолет. Неужели выгляжу такой дурой? Хотя я старалась, конечно.
— Значит, ты и не собиралась возвращаться?!
— Конечно, нет. Зачем?
— Но там эти люди…
— Все они совершеннолетние, никто из них не инвалид, не болен и не ранен. Там остался запас продуктов и воды — честно взяла только нашу часть. Если я способна позаботиться о себе, то они способны тоже — теоретически. Практически же им придется поднять задницы, чтобы сделать хоть что-нибудь, и я не считаю, что им это не под силу. Никому из них я ничего не должна.
— Но так нельзя! Ведь мы решили, что…
— Это вырешили. Я не принимала участия в дебатах, если ты помнишь. Совершенно не хочу тащить их сквозь джунгли. Вдвоем мы пройдем. По крайней мере, шанс есть, а с ними — нет. Ты же видел, что они за люди. Мерион поднимет такой визг на пару с Керолайн, что нас не услышит только глухой, а процент глухих в этих местах, я думаю, весьма невелик.
Эд смотрит на меня, как ребенок, которого впервые ударила родная мать. Боже ж мой, мир просто перегружен благородными рыцарями именно тогда, когда в них нет ни малейшей надобности! А вот когда нужен такой тип, то его днем с огнем не найдешь. Именно сейчас мне бы очень сгодился прожженный негодяй, но, извольте видеть, рядом — сам сэр Ланселот, собственной персоной.
— Так нельзя, ведь они там ждут, могут погибнуть…
— Почему? Мы же не собираемся гибнуть?
— Да, но они…
— Я им ничем не обязана. И не намерена помогать им, потому что они все могут сделать для себя сами — если захотят.
— Мы должны вернуться.
— Так возвращайся, черт тебя подери! А я пойду своей дорогой.
— Ты погибнешь одна.
— Ни секунды не сомневаюсь, что я справлюсь. Ну, ты как?
— Они ждут нас, я вернусь.
