— Подумать только! — воскликнула Антония, — Так, значит, старина Саймон получит десять тысяч? Ну и ну! Кругленькая сумма, правда?
— Да, кое-что, — коротко ответил Дугал. Если английский капитал мисс Майлдмей окажется незначительным, вряд ли будет справедливо, что Саймон получит вдвое больше этой девушки. Впрочем, при желании она может оспорить завещание. Пока это, правда, невозможно, поскольку нет еще всех данных.
— Ваш кузен сказал, что вам двадцать три, мисс… Антония. Это правда?
— Чистая правда. Но через шесть недель мне уже будет двадцать четыре. Сомневаюсь, что за столь короткое время я успею пострадать от преследований всяких жиголо. Тетя Лаура, наверное, думала, что к двадцати четырем годам у меня ума прибавится.
— А что вы о ней знаете?
— Сколько помню, она всегда была вдовой. Думаю, она прожила интересную жизнь — весь свет исколесила. Наверное, потратила на это все свои деньги. Неужели Саймону все-таки осталось целых десять тысяч?
Немного подумав, Дугал ответил:
— Ничего страшного не случится, если я скажу вам, что капитал вашей тетушки в Новой Зеландии оценен в шестнадцать тысяч фунтов. Вычтите из этого еще значительные издержки на похороны, и остальное… — когда наступит ваш день рождения — будет ваше.
Антония улыбнулась, словно мысль о дне рождения была ей приятна.
— Знаете, мистер Конрой, я так волнуюсь. Все так неожиданно — ну, то, что я приехала сюда, разбогатела…
— … где-то на четыре тысячи фунтов, — напомнил ей Дугал.
— Для меня и это богатство. Пожили бы вы на газетные заметки и эпизодические роли в театре… Вероятно, на меня действует это синее небо Новой Зеландии, мистер Конрой.
— Раз уж мне следует называть вас по имени, почему бы вам не поинтересоваться, как меня зовут?
Глаза девушки уже не казались обеспокоенными, они светились радостью и смехом. Похоже, она так же переменчива, как море, что простирается за крутыми скалами Скарборо.
— Так как же вас все-таки зовут? — с теплотой в голосе спросила она.
Неожиданно он вспомнил рыжеволосую особу — тогда из-за замечания о его улыбке он чувствовал себя совершенным ослом.
— Дугал, — отрезал он.
* * *
Когда Конрой оставил Антонию в Хилтопе и вернулся в свою контору, то обнаружил на своем столе свежую почту. Взяв верхнее письмо, он прочел его и не поверил своим глазам. Перечитав письмо еще раз, Дугал нажал кнопку звонка.
Дверь тотчас отворилась, и на пороге появилась мисс Фокс — ноздри ее тонкого носика трепетали, а под очками в темной оправе любопытно блестели глаза.
— Вы это видели, мисс Фокс?
Впрочем, этот вопрос можно было и не задавать. Помимо того что вскрывать всю его почту входило в ее обязанности секретаря, блеск ее глаз ясно говорил о том, что она заинтригована не меньше шефа.
— Вы об английском письме, мистер Конрой? Да, я его читала. Должно быть, эта старушка — темная лошадка.
— Не то слово. Позвоните и пригласите Саймона Майлдмея зайти сюда завтра утром как можно раньше.
В эту минуту Дугал не думал о работе. Он вдруг вспомнил радостные глаза Антонии: «Четыре тысячи фунтов! Для меня и это богатство!» Четыре тысячи! Даже смешно.
Одновременно в его памяти всплыло еще нечто любопытное. Тогда он просто не придал этому значения. На полпути в Скарборо-хилл из такси осторожно выбрался высокий мужчина в плаще. Казалось, ему захотелось насладиться морской свежестью, которую приносил на холм ветер. В голове Дугала кадр за кадром медленно и отчетливо прокручивалась одна сцена — мужчина расплачивается с таксистом, а сам все время посматривает на вершину холма — туда, куда Дугал только что отвез Антонию.
Возможно, это всего лишь случайное совпадение и кому-то просто захотелось прогуляться по холму. Вряд ли этот человек имеет что-либо общее с тем типом из самолета, на которого жаловалась Антония. Кому понадобилось следить за ней? Вздор какой-то!
Однако казалось странным, что он все же вспомнил об этом — и вспомнил именно когда читал письмо. Ужасно странно и неприятно…
Первое, что бросилось Антонии в глаза, была большая клетка, где свистели и щебетали птицы. Перед глазами мелькали перья всех цветов и оттенков — зеленые, желтые и даже небесно-голубые. Птички просовывали сквозь сетку клювы, бегали вверх и вниз по маленьким лесенкам, забавлялись, звоня в крошечные колокольчики. На ветках сидели парочки и, любовно воркуя, нежно ворошили друг другу яркие перышки на шейках. В огромном холле с побеленными стенами и длинными незашторенными окнами эта клетка являлась единственным ярким пятном.
Дугал Конрой заходить не стал, объяснив это тем, что не хочет мешать ее встрече с родственниками. Он лишь занес в дом чемоданы и ушел, оставив Антонию в полном одиночестве.
Старый особняк на вершине холма немало удивил девушку. Безусловно, он понравился бы всякому, кто любит уединение. Построенный на такой высоте, дом открывался и тем ветрам, которые дули с моря, и тем, что прилетали с западных гор в сотне миль отсюда. В заброшенном саду было над чем потрудиться. Здесь, например, не помешало бы так разместить каменистые террасы, чтобы они хотя бы немного защитили особняк от ветра. Если чахлые рододендроны и гортензии подрезать и как следует удобрить, они вполне могли бы служить украшением. А вот громоздкое копейное дерево, черные листья которого постоянно лязгали, как шпаги, лучше совсем убрать с середины лужайки. Невысокие сосны вдоль восточной стены можно подрезать так, чтобы их кроны стали гуще и тоже служили бы защитой от морского ветра. Антония размышляла над этим, подъезжая по гравийной дорожке к дому. Наверное, то же самое думали о саде Айрис и Саймон.
Место и правда было неплохое. Интересно только, не чувствуют ли себя здесь Айрис и Саймон одинокими и оторванными от мира, особенно когда в окна стучит ветер, а далеко внизу, как будто отзвуки грома, шумит море. Солнце, словно ковром, покрывало склон холма золотом. Приглаженные ветром пучки жесткой травы блестели, как ухоженный мех. И все же, стоя в светлом просторном холле, Антония чувствовала себя одной на всем белом свете.
Но вот уже с лестницы к ней с шумом спускался Саймон.
Увидев радостное лицо кузена, которое стало еще шире и приветливее, чем она помнила, и протянутую к ней руку, Антония немного воспрянула духом.
— Как здорово, что ты все-таки здесь, Тони, — воскликнул он и чмокнул ее в щеку мягкими мокрыми губами. — Неужели, когда он целует Айрис, они такие же мокрые? — пронеслось у Антонии в голове. — Конрой обещал тебя встретить и быстренько покончить с делами. Слыхала — десять тысяч фунтиков? И еще бог знает сколько тебе. Бедная тетушка Лаура. Мы тут с Айрис подумали, а не соединить ли нам наши Капиталы? Поэтому мы тебя и позвали. Но даже если ты не захочешь остаться, ты уж, конечно, не пожалеешь о таком славном путешествии. Мы так расстроились, когда тебе пришлось на две недели отложить поездку. Надеюсь, ты теперь в порядке?
