Ознакомительная версия.
– Параллельно выяснилась еще одна странная вещь. Престарелый мошенник, с которым Кешка одно время жил в одной квартире, заявил Алексу, что Кешка – просто одно лицо с известным ленинградским вором по кличке Большой Иван, который сгинул неизвестно куда лет пятнадцать назад, при довольно странных и так и невыясненных обстоятельствах. Среди воровской общины ходили тогда смутные слухи о каких-то таинственных сокровищах, которые Большой Иван то ли где-то украл, то ли как-то про них узнал, то ли от кого-то унаследовал. И якобы эти сокровища, которые, впрочем, никто и никогда не видел, в корне изменили жизнь Ивана. Он завязал с воровскими делами, крестился в церкви в православную веру, оборвал все контакты и в конце концов исчез в никому неизвестном направлении.
Вполне логично было предположить, что Кешка – сын Большого Ивана. По датам и срокам все вроде бы совпадало. В самом деле, произошло что-то с душой человека, и уехал он жить на побережье Белого моря. Где-то по дороге женился, родил двух детей, и жил себе поживал, пока не оборвала его жизнь трагическая случайность… Непонятки оставались с сокровищем. Поскольку Алекс не мог даже вообразить себе, что полудикий Кешка не одобряет сам его образ жизни, то объяснение побега получилось таким – во-первых, психологическое – «сколько волчонка не корми, а он все равно в лес смотрит», а во-вторых и в главных, вполне материальное – «волчонок» мог вспомнить какие-то рассказы отца о загадочном сокровище и его местоположении. Решил ни с кем не делиться и сбежал.
Для любителей сериалов скажу сразу: ни о каком сокровище Кешка и не помышлял. Сбежав от Алекса, он попал в довольно специфическую богемную коммуну, которая жила в расселенном, предназначенном то ли под снос, то ли под капремонт доме. Там с Кешкой много занимались всякие художники и прочие богемные люди, которые восприняли его как занятную игрушку – природный феномен, и научили его читать, писать и даже как-то приблизительно выражать свои мысли. Впрочем, ты, Настя, лучше меня знаешь, как может повлиять на человека художественная богема. Когда коммуна естественным образом закончила свое существование (дом кому-то продали), Кешка решил, что он уже достаточно «развился» для обычной человеческой жизни и пришел к нам в гости. Антонина, по-видимому, все-таки оставила ему свой адрес, а он хранил его все это довольно смутное время своей жизни.
К этому времени Кешка уже умел что-то о себе и своих приключениях рассказать. Хотя, конечно, многое звучало для нас попросту диковато. Разумеется, мы тут же, как умели, занялись его судьбой. С помощью известной тебе тети Лены, которая в то время работала инспектором по делам несовершеннолетних, нам удалось поселить Кешку во вполне приличный приют под патронатом каких-то немцев-лютеран-спонсоров, в который как раз и собирали вот таких брошенных и живущих на улице детей. Он прожил там две недели и сбежал, причем вежливо предупредил нас с Ленкой и Антониной, чтобы мы за него не волновались. Ленка тогда что-то про него поняла и за руку отвела в обычный детский дом, над которым шефствовало ее отделение милиции. В детском доме Кешка прожил почти полгода и был в большом авторитете у местных хулиганов (а надо тебе сказать, было за что – Кешка был невероятно для своего возраста силен и ловок, прекрасно видел в темноте, слышал неслышимые для человека звуки, мог по запаху идти по свежему следу и т.д. и т.п.). Я тогда сама работала в школе преподавателем истории, вела что-то вроде исторического кружка, и он с удовольствием ездил с нами на загородные выезды. Какое-то время казалось, что все как-нибудь наладится. А потом он попросту исчез.
– Тетя Анджа, а почему вы его к себе не взяли? – спросила Настя. – Ему бы с вами точно лучше было жить, чем в этих детдома-ах.
Антонина вздрогнула и оторвалась от созерцания заоконного пейзажа. Видно было, что ей очень хочется покрутить пальцем у виска. Останавливало ее только то, что Настя на нее категорически не смотрела. Все ее внимание было приковано к рассказчице.
– Может быть и так, – невозмутимо подтвердила Анджа. – Но ты знаешь, мне отчего-то не хотелось поселять у себя и брать на себя ответственность за такого странного подростка. Не сказать даже, чтобы он мне очень нравился. Мне в его присутствии делалось как-то некомфортно, а моя мама, Антонинина бабушка (она тогда была еще жива) его попросту боялась и говорила, что он и покусать может.
– Тося, а ты? – Настя обернулась к приятельнице. – Ты его тоже боялась?
– Нет! – ответила Антонина и всем своим видом продемонстрировала, что более распространенного ответа от нее можно не ожидать.
– Я поняла, – сказала Настя. – Кешка исчез также, как и Большой Иван. Наверное, он соскучился по родине.
– Как выяснилось впоследствии, нет, – усмехнулась Анджа. – Некоторое время он провел в месте, не менее странном, чем все предыдущие места его пребывания. Это было что-то вроде школы, где готовили героев для боевиков…
-Там, где учат на актеров? – уточнила Настя. Она не воспринимала метафор. – Для телевидения?
– Нет, – вздохнула Анджа. – К сожалению, там учили как бы для жизни. Понимаешь, наш мир, к сожалению, устроен так, что в нем все время где-нибудь идет война…
– Я знаю и это ужасно, – серьезно сказала Настя. – Я не могу этого понять.
– Если бы тебе удалось, то все в мире, конечно, переменилось бы, – съязвила Антонина.
– Да, Тося, наверное, это оттого, что многие такие же необразованные, как и я, – согласилась Настя. Юмор и даже откровенный сарказм она тоже воспринимала далеко не всегда. – Но вы рассказывайте дальше, тетя Анджа.
– Дальше осталось рассказать совсем немного. И в основном – о сокровищах. Во-первых, выяснилось, что они действительно существовали. Мне и еще нескольким людям (к сожалению, среди них оказались и бандиты Алекса) удалось проследить их историю. Когда-то очень давно, много веков назад полоцкая княжна Ефросиния (ее потом канонизировали, то есть причислили к святым) велела изготовить для местной церкви удивительной красоты и святости (так полагали верующие люди) крест. Впоследствии у этого креста была отдельная, сложная и полная приключений история. Накануне войны с фашистской Германией этот крест и множество других сокровищ оказались в специальной комнате в обкоме коммунистической партии в городе Могилеве. В то время как раз обсуждался вопрос о переносе в Могилев столицы Белоруссии. Фашисты захватили Могилев буквально в первые дни войны. Большинство защитников Могилева погибли. Сокровища из «могилевского клада» исчезли. Сначала историки полагали, что их не успели вывезти из осажденного города и они достались немцам. Но и потом, после войны, когда просмотрели все документы специальной фашистской команды, которая занималась украденными у разных народов ценностями, их след не удалось отыскать. Ни одна вещь из «могилевского клада» никогда не всплывала на международных аукционах. Тогда стали искать внутри страны. Постепенно удалось выяснить, что сокровища все-таки вывезли из Могилева на грузовике и отправили в направлении столиц – то ли в Эрмитаж в Ленинграде, то ли в Москву – в Кремль. Ни туда, ни туда ценности как будто бы не прибыли. Если учитывать, что творилось в стране в первые месяцы войны с Германией – ничего в этом удивительного нет. Грузовик могли разбомбить при какой-нибудь переправе, сопровождающие люди могли погибнуть от обстрела, быть убитыми немцами или местным криминальным элементом и так далее и тому подобное. Однако, произошло нечто другое. Человек, сопровождавший ценный груз, привез его в Ленинград. Обнаружив северную столицу накануне блокады и с очень проблематичными перспективами в дальнейшем, он сначала растерялся. Потом решился и спрятал сокровища на Лиговке, в квартире своей бывшей любовницы. Пообещал, что вернется за ними после окончания войны, и уехал. Тогда же он велел ей отдать сокровища любому человеку, который предъявит некие, вполне определенные доказательства своих прав на него. Дальнейшая судьба этого человека неизвестна. По-видимому, он погиб где-то на полях второй мировой войны. Звали его Лев Шеин и он был отцом Большого Ивана и, соответственно, дедушкой Кешки.
Ознакомительная версия.
