Для меня нет ничего страшнее, чем позвонить ему. Это бы означало полный крах — я не могу жить самостоятельно, возвращаюсь в полное эмоциональное рабство. Я знаю — стоит мне услышать его голос, как я буду ждать его звонка с утра до вечера каждый день, обмирая от ожидания и впадая в депрессию от неслучившегося.
И тут я вспоминаю о Валере. Брат моей близкой подруги, нефтяник (не сам, конечно, у скважины стоит, но занимает крупный пост в уважаемой компании), завидный холостяк, все никак не устаканивающийся — личная жизнь категорически не клеится. То есть нравятся ему девушки красивые и ветреные, а им нравятся больше всего его деньги. Он уже и сам в этом настолько убежден, что никому не верит. Уверен, что нормальные женщины в этом мире кончились, но поисков не прекращает. Каждую новую свою пассию он сначала сметает могучим ураганом обаяния и красноречия, а потом умучивает подозрениями и придирками. Расставаясь с очередной дамой сердца, он бывает безутешен. И как Карлсона, спасти его может лишь банка варенья. В его случае это новый Bentley.
У меня с Валерой отличные отношения, он меня зовет «мама» (намекает, гад, что я на пару лет старше) и делится перипетиями своих похождений. Ему я могу рассказать все, как есть. Он реагирует быстро и по делу.
— Приезжай сегодня ко мне во двор. Мы там с друзьями-олигархами вспоминаем молодость. Прямо на детской площадке, часов в семь.
В семь часов я сижу на обледеневшей лавочке во дворе сталинского дома на Кутузовском проспекте. Темно. Замечаю несколько вполне неплохих машин, припаркованных друг за другом. В них сидят люди. Греются, наверно. Наконец появляется мой приятель в дубленке нараспашку — мне он всегда напоминал Пьера Безухова, такой же большой, умный и добрый. Его приход служит сигналом для остальных — они вываливаются из своих машин и устремляются к детской площадке.
Некоторых я узнаю — хозяин телефонной компании, главный редактор авторитетной деловой газеты, парочка депутатских лиц, мелькающих в прессе… Все, кроме редактора, в костюмах, при галстуках. Явно с работы.
С ними девушки, кокетливо кутающиеся в шубки и хихикающие от предвкушения необычности праздника.
Вскоре на аккуратно расстеленной газетке появляются соленые огурчики, шпроты, черный хлеб, ливерная колбаса и много водки. Ножей нет, банки вскрываются кое-как, «олигархи» лезут в них пальцами. Нить беседы я утрачиваю сразу и безвозвратно. Они «трут» что-то свое, часто выпивают, то и дело вспыхивают мелкие выяснения отношений (особенно достается владельцу телефонной компании — по этому поводу всем есть что сказать), но свары подавляются могучим Валериным окриком: «Мы собрались тут, и нам хорошо. А кому не хорошо, может проваливать».
Время от времени от машин подбегают шоферы с трубкой — господа отдыхающие вспоминают молодость по полной программе. Тогда не было мобильных телефонов — значит, их нужно оставить в машине. Но жизнь властно требует свое, и особо важные звонки подносят к столу. Отдыхающие морщатся, всячески выражают недовольство, но уже через несколько секунд, забыв о присутствующих, начинают громко «решать проблемы». Над детской площадкой разносится сочный мат.
Я пытаюсь поймать Валерии взгляд. Он — режиссер этого действа. Мешать ему в момент наивысшего раскрепощения, какое он только может себе позволить, я не хочу. Тихонько прощаюсь и ухожу.
Валера ловит меня на углу.
— Прости, малыш. Я что-то устал сегодня. Позвони как-нибудь потом, ладно? Что-нибудь придумаем.
— Ой, какое милое платьице! У меня когда-то было такое. Я его так любила. Надеюсь, скоро такие снова войдут в моду!
Сегодня мы в магазине вдвоем с Катей. Я так привыкла к ней, что даже не реагирую на ее язвительность. Катя никогда и никому не сказала ничего приятного. Вернее, такого, что могло бы быть воспринято как однозначный комплимент. Она работает здесь дольше всех и поэтому считает себя главной. В этой мысли ее утверждает еще и то обстоятельство, что она — дама из «высшего общества». Вернее, была когда-то. Она была прочно замужем за успешным бизнесменом. Ее знали во всех ювелирных магазинах Москвы и Парижа — она была ударной клиенткой, действительно разбиралась в камнях и собрала большую коллекцию украшений, которые любила демонстрировать подругам.
Все кончилось в одночасье — муж увлекся актрисой из сериала, с которой познакомился на благотворительном балу. Интересно, что Катя была там с ним, сверкая бриллиантами и ни о чем не подозревая. Все решилось в тот момент, когда она направилась в туалет, всего на несколько минут ослабив бдительность и оголив границу.
С блестящей коллекцией пришлось расстаться. Подозреваю, что ячейка в банке, где она хранилась, в один прекрасный день перестала открываться для Кати.
Спустя некоторое время она получила предложение поработать у нас — в одном из тех магазинов, где недавно ее принимали как самую желанную гостью. Ее ценили за то, что она умеет вести себя как леди. Она согласилась, но что-то в ней надломилось. В душе ее поселилась тягучая ненависть к тем, кто остался в жизни, которой она уже не жила. С клиентами она разговаривает сквозь зубы и даже не пытается изобразить радость по поводу их прихода. С утра она идет к сейфу, достает самое дорогое колье и вешает его на шею. Со скромной одеждой продавца это смотрится достаточно абсурдно. Иногда с ней случаются совсем странные вещи: она начинает отговаривать покупателя от уже, казалось бы, совершенной сделки. Особенно достается «изменникам». «Вам эта вещь не подойдет. Она слишком дорогая», — заявила она как-то престарелому бонвивану, который женился чуть ли не каждый год, и всякий раз с серьезным кольцом. Причем кольца с годами становились все дороже — видимо, бонвиван выходил в тираж, и кольца играли для невест роль своего рода виагры.
Когда в магазине раздается звонок, Катя коршуном бросается к телефону. Заинтересованность в голосе быстро сменяется презрительным равнодушием.
— Это тебя.
В трубке — мягкий мужской голос.
— Здравствуйте. Я был у вас пару дней назад. Нам ничего не подошло в вашем магазине, но мне бы хотелось встретиться с вами и обсудить то, что мне нужно.
— Конечно. Когда вам удобно подъехать?
— Дело в том… — голос в трубке мнется. — Я бы хотел встретиться с вами вне магазина. Вопрос щекотливый, может, вам будет там неудобно.
До меня внезапно доходит — это спутник Ирины. Значит, я должна пройти еще и через это — вместе с ее другом выбирать для нее подарок. Я так растеряна, что соглашаюсь. Катя смотрит подозрительно и ревниво — приятные мужские голоса звонят нам нечасто. И практически никогда — мне.
