Он озорно улыбнулся:
– А ты не можешь позвонить ему и попросить отложить приезд на день? Придумай какое-нибудь оправдание, например, что тебе надо заниматься.
– Так он мне и поверит, – сказала она, когда он начал медленно выпускать ее запястье и теплота, которая просочилась в ее кровь и покалывала глубоко между ног, несколько уменьшилась. Она принялась покусывать красно-белую соломинку. – Не забывай, он жил со мной восемнадцать лет.
– Может, ты исправилась.
– Он в это не поверит. Он полицейский. Детектив, – неохотно призналась она. Большинство парней, которые слышали, что ее отец полицейский, уходили. И больше в ее сторону не смотрели. Они не хотели встречаться с дочерью копа и рисковать нарваться на неприятности. Они ссылались на любой пустяк: что они пьют, употребляют наркотики или воруют в магазинах.
Брайан, однако, не стал искать предлога смыться.
– Твой папа тебе не доверяет.
– Он не доверяет никому, а сейчас будет еще хуже. Я прочитала в газетах, что, по мнению полиции, в Новом Орлеане объявился еще один серийный убийца. Папа вообще с катушек съедет. Вот увидишь. Он захочет, чтобы я поехала домой, или установила систему безопасности к себе в комнату, или носила с собой большой газовый баллончик.
Брайан засмеялся, хотя его улыбка почти не коснулась его взора.
– Он параноик.
– Да, верно. Он видит весь этот ужас на улицах и от этого сходит с ума. – Она сжала соломинку зубами. – Повезло мне, а? Ну, а какие у тебя папа с мамой? Ты никогда о них не говоришь.
Его улыбка плавно угасла.
– Особо-то и нечего говорить.
– Ты не поедешь домой на День благодарения.
– У меня нет дома.
– Ой, да ладно тебе, – сказала она, думая, что он ее дразнит, прежде чем заметила, как напряглась его шея. – Твои родители развелись?
На его челюсти непроизвольно дрогнул мускул.
– Только лишь в отношении меня.
– В смысле?
– Я перестал для них существовать, когда мне было восемнадцать. Влип в... неприятность, и они не захотели с этим связываться.
– А что за неприятность? – осторожно спросила она. Шум с кухни, звон посуды, подносов и гул разговоров за соседними столиками, казалось, внезапно стали приглушенными и далекими. Брайан смотрел на стол, на свои пальцы, куда угодно, только не ей в глаза. – Ну, давай же, рассказывай. Я ведь рассказала тебе о папе.
– Тут все по-другому.
– Стоит мне позвонить отцу, и он так быстро все про тебя раскопает, что ты и оглянуться не успеешь.
Он напрягся. Его голубые глаза вспыхнули и сузились на ней.
– Ты бы так поступила?
– Не-а... но могла бы. Ну давай же, – попросила она и, протянув через стол руку, дотронулась до него. – Что случилось?
– Это было давно, – признался он. – Старая история.
– Я не стану из-за этого на тебя злиться.
Одна из его бровей недоверчиво приподнялась.
– Ты не можешь знать это заранее.
– Неужели все так ужасно? – спросила она и, увидев выражение его глаз, затаила дыхание.
– Суди сама. Девушка... девушка, с которой я полгода встречался, обвинила меня в изнасиловании.
– Что? – Она тут же пожалела о своем любопытстве. Сердце у нее упало, изнасилование? Господи! Она отдернула руку, и его губы искривились, словно он ожидал именно такой реакции.
– Статутное изнасилование, – пояснил он. – Но все же изнасилование. Мне было восемнадцать лет, а ей еще не исполнилось шестнадцати. Это все, конечно, чушь, и потом от обвинений отказались. Меня полностью оправдали, полностью, но мои родители совершенно не захотели мне верить. Мы стали очень часто из-за этого ссориться, и они выгнали меня из дома.
– Просто взяли и выгнали?
– А зачем им лишние хлопоты? У них еще пятеро детей. А я оказался той самой паршивой овцой, про которую есть пословица. Мы с отцом никогда не ладили. Даже когда я был мальчишкой. – Он взял свой стакан и быстрым глотком допил его содержимое.
Пораженная Кристин положила руки на живот. Она подозревала, что в нем есть нечто дикое, опасное, но это превзошло ее ожиданиям, и впервые после знакомства с Брайаном она подумала, не ввязывается ли она куда не следует.
– А чем ты занимался после того, как тебя выгнали из дома?
– Несколько лет прослужил в армии, поскольку меня никогда не обвиняли в преступлении. Но я не представлял себя в роли кадрового офицера, поэтому уволился и решил пойти в семинарию.
– Чтобы стать священником? – прошептала она. Вспоминая, каким он был страстным, когда они ласкали друг друга, какое нетерпение она в нем чувствовала, когда он прикасался к ней и целовал ее. Священник? – А разве они не дают обет безбрачия?
– Да. – Он кивнул, и его лицо несколько просветлело. – В этом-то и была проблема. Это было мимолетным стремлением, поверь мне. Поэтому я пошел в колледж, несколько лет занимался ненавистной мне работой и в конечном счете попал сюда в аспирантуру.
– И сколько тебе лет? Сорок?
Он засмеялся:
– Не-а. Я быстро работаю. Мне тридцать один.
Она перевела дух. Тридцать один? Староват. Но это не самое плохое. Ее поразило изнасилование и семинария.
– Ты не похож на человека, который может всерьез увлечься религией.
– Все проходят через различные стадии, особенно мы, старики. – В его словах чувствовалась какая-то резкость. Острота. Словно она задела его.
– Я не говорила, что ты старик.
– Но ты подумала, что мне сорок. В любом случае, когда я пошел в семинарию, я просто пытался во всем разобраться. Наверное, я искал семью. Какое-нибудь пристанище... а впрочем, кто знает? Да и кому до этого есть дело. – Он скомкал свою салфетку и бросил ее на стол, но его снова охватывало мрачное настроение. В ледяных глазах собирались грозовые тучи.
– Мне, – внезапно произнесла она. – Мне есть дело.
– И именно это делает тебя особенной, Кристи. – Он осторожно улыбнулся. – Ты уверена, что никак не можешь отказаться от своей поездки? Уверен, мы с тобой могли бы прекрасно повеселиться.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответила она, испытывая сильное искушение позвонить отцу и найти предлог остаться в Батон-Руж на праздник, притвориться, что ей нужно писать отчетную работу или что-нибудь в этом роде. – Но мне действительно нужно домой.
– А разве нет никакого способа остаться? – Его рука была такой теплой.
– У меня тест у доктора Нортрапа и задолженность у Саттера.
– Психология?
– 101[21].
– Я когда-то учился у Саттера. – Брайан нахмурился. – Я ему очень не нравился.
– Да? А с чего вдруг?
Брайан убрал руку.
– Он решил, что я позаимствовал некоторые свои теории из Интернета. Это была чушь, и я сказал ему об этом.
– И что произошло?
