Ознакомительная версия.
Но вот остановилась. Вернее, тело мое остановилось. Я с трудом встала, сначала на четвереньки, затем – в полный рост, и почувствовала, что трясусь. Особенно дрожали ноги. Живот стянуло спазмом, и меня вырвало. Неприглядное зрелище. Я воровато огляделась по сторонам. Шалико и Вадим быстро приближались ко мне с двух сторон. Вадим что-то кричал. Должно быть, приказывал оставаться на месте. Но зачем ему видеть содержимое моего желудка?
Теперь склон был совсем пологим, гладким, и над ним не выступали камни.
Я помахала рукой, дескать, все в порядке, шагнула на снег и – снова полетела вниз. Это была насмешка над моим первым падением, ее замедленным повторением. Я снова вскочила на ноги, снова шлепнулась на снег и поняла, что от напряжения, страха и всего пережитого меня просто не держат ноги. Я села на снег и, отталкиваясь руками, с истерической яростью снова заскользила вниз. Наконец поверхность снега стала совсем ровной, почти горизонтальной. Я встала и пошла по снегу, а потом по траве и камням. Меня пошатывало, кружилась голова, но я ощущала неодолимый прилив сил, злорадную жажду мести. Чувствовала, что кто-то очень надеялся меня уничтожить, извести под корень, подло, из-за угла, без всякого повода и предупреждения.
«Эти сволочи хотели меня прикончить», – не то подумала, не то сказала я вслух. И добавила: «Но им не удалось». Потом, упав на колени, в голос заплакала.
Сквозь рыдания я слышала крик улара, затем меня позвали по имени. Вадим и Шалико подбежали одновременно.
– Жива! Жива! – как исступленный, повторял Вадим. А Шалико с изумленным видом качал головой и что-то бормотал сквозь зубы по-свански.
Еще через час мы вплотную подошли к границе. Я в недоумении присмотрелась. Разве это граница? Ни тебе знакомых по фильмам полосатых столбов с гербом Родины, ни контрольной полосы… Возможно, они где-то имелись, но не на здешних отвесных скалах, не на дне провалов, куда ни подняться, ни спуститься без альпинистского снаряжения и специальной подготовки. В заросшем держидеревом и лианами ущелье особой нужды в колючей проволоке тоже не было. Шалико привел нас верно – точно к узкому проходу в скалах. И здесь мы распрощались с нашим проводником.
Часа два мы с Добровым карабкались по горам вверх, затем спускались вниз, с трудом одолели узкий карниз над рычащим речным потоком и наконец, когда солнце взошло над горизонтом, вышли к белой скале, торчавшей над глубоким ущельем, как одинокий зуб во рту. Под нами расстилалась большая, плавно уходившая вниз ложбина с рыжими и черными пятнами пасущихся коров, со светлой зеленью травы и темной зеленью пихт, стоявших, как сказочные витязи, по краю. Между деревьями виднелись какие-то строения.
– Пастуший кош, – пояснил Вадим.
Мы спустились в ложбину по крутой тропе, терпеливо петлявшей между скалами, прошагали под пихтами и вышли на лужайку. Возле покрытой корой и смахивающей на балаган хижины горел костер, а над костром в казане варилось мясо. Рядом с хижиной была привязана невысокая горная лошадка.
Пастух с длинными седыми усами, в огромной папахе и в черной бурке, опершись на алабаш руками и подбородком, наблюдал за нами, как мы осторожно ступали по мокрым от росы камням.
– Турыст? – спросил он. – Заблудылса? Кушат будэшь, а?
– Россия… – тихо пробормотал Вадим и улыбнулся старику. – Спасибо, отец! Кушать будем обязательно!
Ближе к вечеру мы уже сидели в маршрутке, которая отвезла нас в Майкоп. До Москвы мы добирались рейсовым автобусом – на огромном «Мерседесе» с кондиционером и душем. Билеты в кассе покупать не стали – Вадим договорился с водителем, и тот за приличную сумму подсадил нас недалеко от автовокзала. Почти всю дорогу до столицы я проспала. И очень удивилась, когда Вадим тронул меня за плечо:
– Просыпайся, нам скоро выходить…
Мы прибыли в Москву рано утром. Еще в пути во время остановок Вадим выходил наружу и кому-то звонил, о чем-то договаривался, что-то кому-то доказывал и на кого-то сердился. Это я определяла по его лицу, когда наблюдала за ним из окна автобуса. Суть переговоров Доброва осталась для меня тайной за семью печатями. Он не торопился посвящать меня в свои секреты, а я опасалась лишний раз спросить, потому что видела, как меняется его настроение с приближением к Москве. Меняется в худшую сторону. И я уже не ждала ничего хорошего от будущего – дело времени, чтобы наручники защелкнулись на моих руках. Так что вскоре сомнения переросли в уверенность.
Вадим запрещал мне лишний раз высовываться из автобуса. Я поняла, почему, когда ночью на остановке мы решили перекусить в кафе (от сухих бутербродов и сомнительной минералки у меня начал побаливать желудок).
Как на грех, в кафе работал телевизор. И хорошо, никто не обращал внимания на то, что говорили с экрана. Но меня-то как обухом огрели, когда я услышала свою фамилию и вдобавок увидела свой портрет размером во весь экран. Вообще-то смотрелась я там очень даже неплохо, однако известие потрясло до глубины души. Ну да, меня объявили в федеральный розыск, а после того, как выяснилось, что я скрываюсь в Абхазии, то и в международный.
Вадим с хмурым видом пережевывал пельмени и наблюдал за мной, как я копаюсь в своей тарелке и то и дело кошусь на экран.
– Ешь, давай! – наконец сказал он и придвинул мне стакан томатного сока. – И, склонившись, тихо произнес: – Соберись с мозгами! На экране – гламурная красотка, – а здесь… Он вздохнул, окинул меня взглядом и едва заметно улыбнулся: – Видела бы ты себя со стороны!
Последняя фраза отнюдь не была комплиментом, но она мне понравилась больше, чем восхваление до небес. Кстати, я и раньше-то не рвалась к славе, а уж теперь точно бы предпочла, чтобы вся информация обо мне в одночасье пропала, сгинула, стерлась, провалилась в тартары, да там и осталась навечно. Но это было так же невозможно, как остановить движение солнца по небосклону.
Я приготовилась к встрече с неизбежным: к тому, что долгие годы проведу в заключении. Если не приговорят к пожизненному сроку, то дряхлой бабулькой выйду-таки на свободу. Надежда умирала постепенно, день за днем, и только присутствие Вадима не позволяло впасть в отчаяние. Я надеялась на чудо! Но какое чудо могло распутать тот чудовищный клубок нелепостей, который я сотворила по легкомыслию? С другой стороны, кто знал, что все так обернется?
Из автобуса мы вышли вблизи одной из станций метро. Поймали частника, хотя такси стояли в очередь на стоянке. Словом, Вадим предпринимал, как говорят по телевизору, «беспрецедентные меры безопасности». В другой ситуации я сочла бы это выпендрёжем и даже посмеялась бы над демонстрацией характерных навыков сотрудника спецслужб. Но когда карающий меч правосудия завис над моей бестолковой головушкой, я его меры оценила. С Вадимом мне не было страшно. С ним я не впадала в панику. Я его не благодарила, однако то, что беспрекословно выполняла его приказы и не сердилась на нелестные замечания, говорило само за себя.
Ознакомительная версия.
