Грант был, оказывается, не так спокоен, как казалось. Это поразило Аркадию едва ли не больше самого нападения. Он был всегда такой хладнокровный, такой несокрушимо уверенный в себе! Однако на сей раз, в голосе прорезалась почти истерическая нотка.
Деваться было некуда. Аркадия забралась внутрь коробки, для чего пришлось съежиться в комок и обвить колени руками. Грант зашуршал брезентом, наступила тьма. Ее затошнило, отчасти от клаустрофобии, но больше от вони – коробка служила мусорщику для сбора всевозможных отбросов.
Тележка пришла в движение – практически без всякой паузы. Прежде Грант не был таким суетливым, действовал с чувством, с толком, с расстановкой. Надежда затеплилась снова. Он не подумал о том, чтобы собрать бумагу!
Как скоро Гарри ее хватится и пустится на розыски?
Со скамьи за живой изгородью послышались голоса.
– Слушай, хватит прохлаждаться, – сказал один, – не то останемся без работы. Знаешь ведь, этот сукин сын Ларри торчит у дверей и записывает каждую минуту опоздания.
Второй голос ответил, но так невнятно, что Аркадия не разобрала ни слова.
Чуть позже тележка, качнувшись, съехала на асфальт тротуара.
Разобраться в каракулях миссис Рассел было непросто, даже для Итана с его неразборчивым почерком.
– В конце концов, ей до смерти надоели все эти преамбулы, эти призывы к строжайшей секретности. Знаешь, я могу с легкостью вообразить, как она постукивала пальцами по подлокотнику кресла, пока Бранч распинался о важности того, чем занимается, и давил на ее чувство долга.
Он перевернул страничку и сразу заметил имя, от которого кровь заледенела в жилах.
– Черт!
– Что такое?
Не отвечая, Итан схватился за телефон и начал лихорадочно нажимать кнопки.
– Да говори же, что?! – Зоя спрыгнула со стола, заглянула ему через плечо и беспомощно развела руками. – Ничего не могу понять! Ты узнал, кто заварил всю эту кашу?
– Нет, ради кого вся эта каша была заварена.
– Брось это! – крикнул Гарри, заглядывая в пассаж, но по большей части оставаясь за углом.
– Эй, мистер, я ничего такого не делал! Хотел хлебнуть немного, чтоб разогнать кровь, только и всего.
Если судить по голосу, охранник был основательно под градусом, но притвориться пьяным нетрудно, было бы желание.
– Положи то, что у тебя в руке, и подними обе, чтобы я видел!
– Твою мать! – в сердцах воскликнул охранник. – Ты кто такой? Полицейский или еще чего?
– Еще чего.
– А, ты из тех, кто шляется без формы и закладывает хороших людей начальству! Свинство какое! Что я тебе сделал, скажи на милость? – Охранник шагнул ближе. – Если меня вышибут, кто будет кормить семью?
– Брось, я сказал!
– Ладно, ладно, брошу, раз уж тебе так приспичило. А убирать будешь сам.
Охранник отбросил предмет, который прятал за спиной. Раздался звон битого стекла, запахло дешевым алкоголем.
– Только деньги зря выбросил… – проворчал он с неописуемым сожалением. – Такое крепкое было пойло – закачаешься!
В кармане у Гарри зазвонил телефон. Волоски на шее снова зашевелились. По всему телу прошло неприятное ощущение сродни ожогу, словно кто-то хлестнул крапивой. Обычно это означало грядущие крупные неприятности.
Оставив охранника глупо хлопать глазами, Гарри выхватил телефон и, держа его возле уха, бросился назад к галерее.
– Стэгг слушает! – рявкнул он.
– Где ты сейчас?
Голос у Итана был ровный, без малейшего оттенка эмоций, и это тоже означало, что надо приготовиться к худшему.
– Я на Фонтейн-сквер. Что, удалось раскопать что-нибудь серьезное? Неужели выяснил, кто натравил на тебя Бранча?
– Получается, что Бранча натравили на Аркадию, а вовсе не на меня, хотя пока не пойму, как сюда вписывается сцена у бассейна.
– На Аркадию?! Значит, все-таки Лоринг? Вот дерьмо, дерьмо, дерьмо!
– Я тоже так думаю.
Гарри несся, взрезая плотный слой народа, как ледокол взрезает толщу льда. Высоченный, выше большинства, он мог видеть поверх голов окно галереи «Эйфория» и Молли за прилавком. Несколько покупателей слонялись между стеллажами, разглядывая товар, прикидывая, что из этого могут себе позволить.
Все казалось как обычно.
За исключением Аркадии, которой в магазине не было.
Спокойнее. Она могла просто выйти в туалет, снять трубку в кабинете или устроить себе небольшой перерыв.
– Перезвоню!
Сунув телефон в карман, Гарри перешел с рыси на галоп. Все глаза устремились на него с изумлением и страхом, когда он ворвался в магазин как бесноватый.
– Где она?! – без предисловий спросил он у Молли, игнорируя шокированных покупателей.
– Кто? Аркадия? – переспросила помощница, на всякий случай отодвигаясь подальше за прилавок. – Она… м-м… ей звонили по личному номеру, и, я думаю, она решила поговорить из кабинета, потому что… вы понимаете…
Отмахнувшись от ее лепета, Гарри в два гигантских скачка пересек небольшой магазин и толкнул дверь кабинета.
Там было пусто.
И вот тогда, впервые в жизни, он понял, что такое настоящий, полноценный страх – страх за дорогого человека.
Поддаться означало потерять голову, наделать глупостей или, наоборот, не сделать чего-то жизненно важного. Усилием воли Гарри справился с желанием пройтись по кабинету, как торнадо, переворачивая мебель и срывая шторы.
Прошло всего несколько минут. Аркадия не может быть далеко.
Включив свет в задней части магазина, где обычно происходил прием товара, он подскочил к двери. Она была закрыта, но, как выяснилось, уже не заперта.
Молли робко высунула голову из кабинета:
– В чем дело, мистер Стэгг?
– Идите и найдите на площади кого-нибудь из службы безопасности! Скажите, что Аркадию похитили, пусть проверят, не тащат ли ее через толпу. Потом вызовите полицию.
– Боже мой!
– Не надо ахать, надо делать дело! – Помощница бросилась прочь.
Гарри, борясь с нетерпением, осторожно выглянул в заднюю дверь и прошелся взглядом по дорожке, что вела к стоянке служебного транспорта.
Снаружи значительно стемнело, но света из двери падало достаточно, чтобы разглядеть разбросанные там и сям белые цилиндры.
Рулоны туалетной бумаги.
Никто никогда не обращает внимания на человека в форме, и не важно, что это за форма – черный костюм охранника или желтый комбинезон мусорщика.
Гарри пронесся по дорожке и выскочил на стоянку. Здесь тоже не слишком расщедрились на освещение – единственный тусклый фонарь стоял на углу, как унылый страж заасфальтированного квадрата.
Где-то в отдалении тарахтела по неровностям тротуара тележка мусорщика.
