— Я обещаю, Колин.
Тогда его волнение улеглось и уступило место улыбке.
— Я беспокоюсь о вас, зайка. Как бы я хотел убедить вас уехать отсюда в Лондон и ждать меня там. Не мотайте головой; ваши манеры так же плохи, как и мои. Что ж, моя упрямая любовь, до встречи!
Казалось, что день — необычно холодный и серый, хотя небеса не были угрожающими, а ветер — свирепым. Когда я с трудом брела от дома в плаще и шляпке, то очень ясно чувствовала, что кто-то следит за мной. Лишь один раз я обернулась. Все окна были либо темными, либо закрыты ставнями, ни малейшего движения. Невозможно вообразить, кто же мог шпионить за мной. Тео и Марта, казалось, не обеспокоились тем, что мой чай был пролит, хотя это могла быть и превосходная игра, казалось, не беспокоило их и мое физическое состояние. Если один из них и медленно отравлял меня, то он был дьявольски умен. Мои нервы были натянуты как канаты, возможно, оттого, что я представляла взгляд, направленный на меня, и прогулка оказалась совсем неприятной. Страстно хотелось, чтобы все это скорее закончилось.
Глядя вниз, на рощу, я почувствовала, что сейчас мне должно что-то открыться. Теперь нельзя было поворачивать назад, только идти вниз; я была полна решимости войти в эту группку акаций. Они охраняли тайну, которая по праву принадлежала мне, и я собиралась бросить им вызов.
Я снова была удивленным ребенком, смотрящим за моими отцом и братом, которые ушли туда несколькими минутами ранее. Как зачарованная, уставилась я на деревья и почувствовала, как во мне медленно происходит метаморфоза. Подобно статуе, ожидающей живительного поцелуя, я как бы вросла в землю. Это случилось, начали всплывать воспоминания.
На крохотных ножках я шла по хрустящей земле, очень стараясь не порвать свою юбку. Мамочка будет сердиться, если я ее испорчу. Но папа и Том были там, а мне хотелось поиграть с ними. В рощу вошла взрослая женщина, но мое сознание было сознанием маленького ребенка. Мои глаза воспринимали все по-другому, видя гигантские деревья, словно они были входом в иной мир. Для меня, пятилетней, это была фантастическая страна, полная мифических образов и великих противоречий. Впереди раздался звук.
— Папа?
Осмелев, я двинулась вперед. Удаленное эхо звучало в моих ушах — смех маленькой девочки, крики птиц над головой. Это было другое царство, в которое я вошла теперь, — страна чудес пятилетнего ребенка.
Я вспоминала, я вспоминала…
Вдруг я остановилась. Там было трухлявое бревно. Гладкий валун. Покрытая мхом средневековая стена. И звуки. Звуки, не характерные для природы, звуки борьбы. На фоне дремучих деревьев и влажной земли я увидела, как движутся призрачные фигуры. Теперь они были более четкими. Внезапно мой мозг наполнился видениями: мой отец — высокий, красивый и яркий с агатово-черными волосами и острыми чертами Пембертонов, и маленький Томас. Отец показывал Томасу жабу — это была маленькая лекция о природе. И еще кто-то за ними.
Я замерла среди образов, которые могли привидеться лишь мне. Время не только застыло, но и начало двигаться назад, как запруженная река, идущая вспять. За кружащимися в водовороте водами я видела лица этих людей, слышала их голоса и другая персона. Драма должна была разыграться; она должна быть снова разыграна до кровавого конца, прежде чем я освобожусь от этого наваждения и позволю себе перенестись снова в далекое будущее — через двадцать лет.
Вдруг кто-то сделал внезапное движение, бросившись из кустов, и подлетел к моему маленькому брату. Нож блеснул в воздухе и сделал что-то странное с шеей Томаса. Я остолбенела. Мой отец обернулся, начал пронзительно кричать, но упал от удара ножом в грудь. Мои глаза вылезали из орбит. Что-то красное, знакомое рубиновое кольцо, упало на землю, где слилось с краснотой земли.
— Боже милосердный! — внезапно воскликнула я. Мои руки взлетели к лицу, и боль пронзила тело, боль воспоминаний и открытый страх. Я вспомнила все, каждую деталь, и ощутила тот же самый ужас, что и двадцать лет назад.
Только на этот раз я могла плакать.
— Колин, — всхлипывала я в ладони, — о, Колин, Колин!
А когда я разрыдалась, то не могла слышать приближающихся шагов, пока не стало слишком поздно. Удивительно крепкие и сильные руки держали меня за шею, смертоносная рука занесла надо мною нож.
— Ты проклята, как и остальные, — раздался в моем ухе грубый жаркий шепот. Я отшатнулась, но напрасно, и потеряла равновесие. — Ты должна умереть, чтобы остановить зло.
— Нет, пожалуйста, — пыталась я, но удивительно крепкая хватка заперла мое дыхание.
Нож взлетел, блеснув на фоне верхушек деревьев и серого неба, и резко полетел к моей груди. Последовал пронзительный крик. Когда нож должен был коснуться меня, я ничего не почувствовала, эта стальная хватка внезапно отпустила меня, и я вывернулась, увидев Колина в смертельной борьбе.
А потом пришли остальные. Все было позади.
Бабушка лежала на кровати, тяжело дыша. Ее лицо было болезненно-серым, зрачки расширены. Доктор Янг стоял над ней, он тоже был удивлен ее крепости.
Откуда-то из комнаты снова и снова доносился голос:
— Это невозможно. Я не верю в это.
Голос шел от скамеечки, на которой сидел Тео, опустив голову в ладони. Тетя Анна неподвижно сидела напротив него, с лицом как алебастровая маска. Марта стояла рядом с доктором Янгом. Ее лицо было полно детского удивления, она лишилась дара речи.
И еще Колин, Колин, который спас мою жизнь. Его рука крепко сжимала мою талию, поддерживая меня. Сейчас я нуждалась в нем больше, чем когда-либо.
Полумертвый голос доносился из тела моей бабушки.
— Прокляты… — шептала она, — вы все прокляты. Все кончено…
Доктор Янг слегка склонился над ней и мягко спросил.
— Что кончено, Абигайль?
Хотя ее тело было истощено, глаза бабушки все еще хранили жизнь и огонь.
— Дурная кровь Пембертонов. Это должно было закончиться гораздо раньше, но никто из них не решался на это. Опухоль — проклятие дьявола над нашей семьей, оно будет тяготеть над нами до тех пор, пока в живых останется любой из рода Пембертонов.
Колин, с искаженным от изумления лицом, наклонился к ней.
— Вы пытались пресечь род Пембертонов? Из-за болезни?
— Я должна была… Слишком многие страдали из-за этого.
— А дядя Генри? Вы убили его тоже?
— Я сделала это. Он был из жалких Пембертонов.
Колин продолжал:
— Сэр Джон знал, что вы убили Роберта и Томаса?
Ее маленькие черные глазки шарили по потолку, рот был открыт и ловил воздух.
— Я думаю… — пыталась выговорить она, — теперь я могу все рассказать. Да… сэр Джон знал. Генри, Томас, Роберт и… Ричард тоже.
