Забавно, но Саммер носила пастельные тона, отказавшись от чёрного, — и это сейчас, когда на душе у неё как раз черным-черно. Глупо звучит, но чёрный цвет вгонял её в депрессию, а ей и так было достаточно хреново.
Завтра она зайдёт в интернет, забронирует билет домой и оставит всё позади.
Потому что он не придёт. Саммер даже не осознавала, что ждала его, глядя на зимний сад и занимая руки пряжей и спицами.
Женевьева права — отличный день, не по сезону тёплый. Хозяйка выставила стол в пробуждающийся сад, накрыла его скатертью в цветочек и достала красивый старый фарфор. Саммер слишком нравилась жена Питера, чтобы возмущаться игрой в маскарад. Бледно-синее платье с цветочным принтом, что она взяла у Женевьевы, было именно «платьицем» — с плавным силуэтом, женственное, с оборками и шнуровкой. Она даже распустит волосы и станет британской дебютанткой из тридцатых или кем-то ещё, кого вообразит себе Женевьева.
Выйдя в сад, Саммер увидела, что Джилли тоже захотела принять участие в маскараде. Сестра надела платье цвета лаванды, подпоясалась чёрным поясом (несколько готический контраст) и выкрасила кончики своих коротких ершистых волос в такой же синевато-сиреневый цвет. Присовокупив к наряду мартенсы, она сияла и была откровенно счастлива, и на какое-то короткое время только это и имело значение.
Кофе на завтрак, чай лапсанг сушонг после обеда. «Хорошо бы выпить что-нибудь японское», — садясь на один из элегантных стульев с вязанием на коленях, подумала Саммер, но тотчас же мысленно осадила себя. Воистину, пора домой.
Питер пришёл первым. Он немного хромал, но Саммер сдержалась и не стала спрашивать о причинах. От Таки она знала, сколь опасная у них работа, и просто не хотела об этом думать.
Питер поцеловал Женевьеву в щёку, и та посмотрела на него с таким обожанием, что у Саммер сжался желудок. Не слепое обожание, а мудрый и знающий взгляд, как будто она уже заглянула в сердце тьмы и приняла то, что там клубится.
Сделала бы Саммер то же самое? «Похоже, проверить не дадут», — подумала она, концентрируясь на сложном узоре.
— Изобел скоро будет, — сказал Питер, беря из рук жены чашку чая. — Ей надо сделать пару остановок по пути.
— Могу поставить чайник, — предложила Женевьева.
— И так пойдёт — ты же знаешь, она любит очень крепкий чай. Просто подогреешь потом в микроволновке.
— Кощунство! — воскликнула Женевьева. Она сидела лицом к подъездной дорожке и внезапно прищурилась.
— Помоги мне на кухне! — потребовала она.
— Сейчас? Я же только пришёл, — удивился Питер.
— И ты, Джилли, — настаивала она. — Поможете мне с булочками.
Джилли сидела на стуле по-турецки, держа на коленях учебник. Моргнув, она подняла глаза.
— Так их тут уже куча.
— Джилли, мне нужна твоя помощь, — своим самым строгим адвокатским голосом повторила Женевьева. Джилли очнулась от ступора, вызванного физикой, и поднялась.
— Прости, — сказала она. — Конечно. Мы скоро вернёмся.
— Я тоже могу помочь, — сказала Саммер, но все трое в унисон сказали твёрдое «нет».
Чёрт. «Сегодня что, мой день рождения?» — подумала она, когда все исчезли в доме.
Значит, они приготовили маленький сюрприз. Жаль, она для этого явно не в настроении. Последние недели они следили за ней, будто ожидая взрыва, но она проживала день за днем в абсолютном спокойствии; лишь оставаясь одна в своей комнате, часами лежала без сна, несчастная, с глазами, полными непролитых слез. Сознавая, что её душа рвётся на куски.
«Синдром посттравматического стресса», — снова подумала Саммер. Вероятно, в её состоянии нужны таблетки, а Лос-Анджелес — это место, где можно найти любое лекарство. Нужно просто трескать пилюли два раза в день, и Такаши останется в прошлом.
Нет, её день рождения в мае. Так что празднование-сюрприз вряд ли запланировано. Оставалось только надеяться и молиться, что это не Лианна вернулась, дабы «по-матерински» о них заботиться. Актерское мастерство никогда не было её сильной стороной.
Саммер положила на колени вязание и потянулась за чаем, когда на неё упала тень. Она подняла голову.
Такаши О’Брайен. Конечно. Стоит и смотрит на неё. Саммер расплакалась.
Упав на колени, Таки скинул вязание на газон, обхватил её за талию и уткнулся лицом ей в живот. Саммер почувствовала его дрожь. Слёзы струились по её лицу, пока она гладила его длинные шелковистые волосы и рыдала. Рыдала, всхлипывая и задыхаясь, вся трясясь от облегчения. И ей было плевать, как это выглядит со стороны.
Така сел на пятки и стащил её со стула в свои объятия, обнимая так крепко, что более слабая женщина не выдержала бы, шепча по-японски нежные слова любви, позволяя плакать.
Саммер была сильной женщиной, и эти слёзы, которым она так долго не хотела давать волю, только сделали её сильнее. Сердце Таки билось рядом с её, крепкие и нежные руки отводили волосы с залитого слезами лица. Когда он поцеловал её, она не могла дышать, но ей было всё равно.
— Охренеть.
Саммер резко подняла голову и увидела, что позади Таки стоит Рено с лихой повязкой поверх красной шевелюры и смотрит на них с отвращением.
— Как вы можете так позориться?
Она наконец перестала плакать. За стройной фигурой Рено маячила мадам Ламбер, как и всегда, безупречно одетая.
— Привет, Рено, — сиплым от рыданий голосом сказала Саммер.
— И тебе привет, гайдзинка. Просто чтобы ты знала: я не одобряю, что ты станешь частью нашей семьи. Я смирюсь, но любить тебя меня никто не заставит.
— Веди себя прилично, Рено, — бросил Питер, неся из дома поднос с бокалами с шампанским. — Ты совсем не такой суровый, каким хочешь казаться.
— Я ем гайдзинов на завтрак… — Рено запнулся, когда из дома вышла Джилли в своём «платьице» и армейских ботинках, с коротко стрижеными волосами и совсем юным лицом. Он не шевелясь смотрел на неё, будто кто-то стукнул его по голове молотком.
Джилли тоже застыла на месте, уставившись на экзотическое красноволосое создание в чёрной кожаной одежде, которое внезапно появилось в саду.
— Не двигайтесь, — сказала Женевьева Таке и Саммер, подавая им бокалы с шампанским. — Вы так уютно смотритесь.
Така крепко прижимал Саммер к себе, обнимая за талию, и если её рука немного тряслась, когда она брала бокал, то и его тоже.
— За всё, что хорошо кончается, — сказал Питер, поднимая тост.
— За настоящую любовь, — добавила Женевьева.
— За мою сестру, — сказала явно потрясённая Джилли, стараясь не пялиться на Рено.
— Охренеть, — пробормотал Рено, взяв себя в руки и стараясь не пялиться на Джилли. — Вы все психи.
