К утру эмоции утихли. Она приняла холодный душ, надела костюм и отправилась в порт – проверять погрузку. Её терзания не интересовали ни Мэм, ни клиентов. Лис прислали в Дельфи не на отдых – состояние не могло сказываться на работе. Да и состояние это… глупость, романтика.
Поднялись, отряхнулись – пошли дальше. Как будто она с разочарованиями не сталкивалась. Бывало и хуже.
— Задремала, детка?
Лис моргнула, возвратившись в реальность. Женщина ласково и открыто посмотрела на неё.
— Нет. Извините. Я сегодня немного рассеянная.
— Я спросила: есть, кому в Тэмпле встречать? – повторила собеседница.
Вопрос отчего-то позабавил.
— Надеюсь, что нет.
Трижды она выезжала в столицу и трижды боялась обнаружить на перроне человека с пронзительно-синими глазами. В заметаемым снегом Льюите она пообещала себе его забыть – выжечь из воспоминаний, точно кошмар. И всё-таки не получилось. У канцлера имелась уникальная способность западать в душу и тревожить сердце. Очаровательные тётушки, обитавшие на страницах книг, воскликнули бы: «Влюблена!». В действительности это и близко не походило на любовь. При упоминании о нём Лис подташнивало не от сладостного волнения, а от паники.
Он давал ей месяц – минуло шесть. Когда-нибудь ему наскучит разбрасываться отсрочками и он явится за ней при параде: в сизой шинели, перчатках, при сопровождении.
Элерт Катлер обозначался на кривой дорожке её судьбы без предупреждения. И без приглашения, если на то пошло.
— Меня сын собирается забирать. С фронта пришёл. – Старушка вынула из нагрудного кармана фотографию в чехле. С неё взирал серьёзный молодой человек в пиджаке. – Два года в окопах провёл с магиструмами да командирами. Из одного котелка кашу ели. Наверное, совсем от нормальной жизни отвык, а приучить некому: ни жены, ни детей.
Лис закивала, с трудом сдерживая смех: чуяла, куда ведёт ушлая собеседница. Заочно её пока не сватали.
— Я ему: «Женись, девушек вокруг полно!». Он своё гнёт: рано, рано, достойную не нашёл! Взяли моду – перебирать! – Она изобразила плевок. Девушка прикусила щёки: сцена выглядела донельзя комично. – Сам отказывается, мать за него подсуетится!
Инстинкты подсказывали Лис делать ноги. Она встала, приготовившись попрощаться, и одновременно из громкоговорителя объявили о посадке. Вокзал встрепенулся: пассажиры похватали сумки и припустили к путям – поезд останавливался всего на пять минут.
— Я вам помогу.
Девушка подняла багаж старушки. От веса тянуло в локтях, и она весело прикидывала, насколько не повезло бедному парню. Без свадьбы он матушку восвояси не выпроводит.
— Вам к какому?
— К двенадцатому, милая.
Они не преодолели и треть маршрута, когда из рук Лис настойчиво выхватили вещи.
— Разрешите проводить?
Капитан в форме цвета сорлеума{?}[Минерал, сходный по цвету с кобальтовым. Название «Сорния» произошло от него.], выдававшей в нём принадлежность к Департаменту внутренних дел, приосанился и поправил собственный заплечный мешок. Лис хмыкнула.
День добрых дел какой-то.
— Провожайте на здоровье, – щедро разрешила она. – Мадам, вверяю вас офицеру. Господин офицер, мадам на вас.
Сказав это, она развернулась и зашагала в противоположную сторону – к своему вагону. Ветер так и норовил сорвать с неё шляпку.
— Тебя парализовало, Хофман? Помоги мадам с сумками, иначе до пункта назначения повезёшь её за счёт жалования. Машинист из-за тебя на станции не задержится.
Насмешливые нотки в голосе показались девушке знакомыми. Она оглянулась. В беспорядочной массе народа спиной к ней стоял мужчина с короткими каштановыми волосами. Тоже из Департамента.
— Виноват. Я мигом.
— Бодрее, Хофман.
Поезд дрогнул. Колёса заскрипели. Лис почти бегом кинулась к началу состава. Толпа упрямо не расступалась.
— Джен Тэйт. Восьмое место, – скороговоркой произнесла она, всучив билет проводнице.
Женщина нахмурилась и, нацепив очки, сверилась с путевой книжкой.
— У вас ошибка, мисс. Восьмое место занято.
— Как – занято?
— Вот так.
— И что делать? Мне срочно надо в Тэмпль.
— Разбирайтесь в кассе.
— Пригласите начальника поезда, – не сдавалась девушка. – Он ведь уполномочен вносить изменения в билет!
— Ему, по-вашему, заняться нечем? – заслонила проход проводница. – Вас таких сто штук! Идите в кассу меняйте.
— Я опоздаю, – проговорила Лис закипая.
— Купите на следующий. Я за вас ответственность не возьму! Мало ли, вы подделали…
— Похвальная бдительность, – раздался позади голос, который она слышала ранее. – Можно я возьму за неё ответственность? Не возражаете?
На Лис будто чан холодной воды опрокинули. Сначала она увидела округлившиеся глаза женщины. После – протянутые документы с гербовой печатью на них. Перчатки вышли из моды, как только империю занесли в учебники истории, и девушка, внутренне леденея, прозрела, откуда ей знаком говоривший.
Обернуться она не посмела. Позорную мысль о побеге прогнала. Всё равно пятки уже коснулись дна.
— Где бы мы с вами пересеклись, канцлер, – томно изрекла она. – Прямо злой рок.
— Или судьба, – не согласился он. – Я скучал, мисс Тэйт.
— А я нет.
— Не удивлён.
— Я очень предсказуемая женщина.
С лица проводницы окончательно схлынула краска. До бумаг она не дотронулась. Отступила, пропуская пассажиров к лестнице. От прежней грозности не было ни следа.
— Прошу прощения за заминку, канцлер. Конечно, я не возражаю. Поднимайтесь, пожалуйста. Я предупрежу начальника поезда, чтобы он внёс изменения в билет.
— Спасибо, мы будем в шестом вагоне.
Лис опёрлась на предложенную ладонь, взбираясь на первую ступеньку. Юбка, точно назло, путалась в ногах.
— Ради меня вы рисковали опоздать, – подметила она, стоило им очутиться в узком проходе между купе и стеной. Поезд запыхтел. Тронулся. – Само благородство.
Сарказм горчил на языке. Спасения в перспективе не предвиделось, поэтому она не отказывала себе в удовольствии пользоваться случаем – комментарии лились, как сладкий мёд на похоронах.
Перед смертью же полагалась отдушина?
— Вы выручаете всех женщин, которые угодили в беду?
Катлер хмыкнул. От него приятно пахло свежим, слегка горьковато-пряным парфюмом, и Лис с раздражением выдохнула сквозь зубы. Эта непроизвольная близость и нервировала, и пробирала до нефигуральной дрожи.
— Нет. Лишь тех, кто намеревался меня убить.
На повороте вагон повело, он покачнулся. Мужчина придержал её за плечи. Она свирепо взглянула на него.
— Для справки: я не рада вашей компании. Что может быть ужаснее, чем лицезреть вас напротив четверо суток?
— Отвернитесь к стене.
— Гениально.
— Обращайтесь. Я решаю чужие проблемы утром, в обед и вечером без перерывов и выходных.
Он не предпринимал попыток ни скрутить её, ни схватить. Со стороны – бранящиеся любовники. Даром, что один из них – первый, не считая Росса, политик в государстве. Известность личности, пробиравшейся через поезд за спиной Лис, служила им добрую службу: шибко любопытные, высовывавшие носы со спальных полок, сразу засовывали их обратно. Мало кто в здравом уме жаждал пересекаться со столь влиятельным человеком, потому что в комплекте с влиятельностью обычно упаковывали опасность. Люди её избегали на подсознательном уровне.
Нормальные люди.
Для Лис риск двадцать лет назад превратился в любимое развлечение. Она водилась с арканистами, рубилась в карты с наёмниками-головорезами, похищала из тюрем принцесс и на досуге воровала ножницы у канцлеров. Не то, чтобы она не дорожила шкуркой, – чаще всего балансировать на лезвии ножа приходилось поневоле.
Вот как сейчас.
Расписание маршрута она вызубрила перед отъездом в Дельфи. Для непредвиденных: в их неспокойной стране, с наёмничьим клеймом на лбу невозможно предугадать, от кого и откуда придётся удирать. С движущегося состава же не спрыгнешь со стопроцентной уверенностью! Да и если спрыгнешь, тебе понадобится лечение: человек – существо хрупкое, проблематично застраховаться от травм при таком манёвре. Не повезёт совсем – догонят и добьют. Куда безопаснее спрятаться до остановки. В обществе бытовало мнение, что господа, занятые в сфере незаконных контрактов, безбашенные от природы: они с азартом вступали в бой, убивали направо и налево, хохотали в костлявую морду смертельной угрозе. На практике их брат с осторожностью дружил: предоставлялся вариант выкрутиться тихо – не отказывались.
