Карпентер обнял ее.
– С тебя уже достаточно, – сказала он. – Сейчас я увезу тебя.
– Я хочу видеть своего кузена, – сказала она. – В конце концов, они мои родственники – я хочу знать, что с ними случится.
– Рафаэль имеет ордер на арест герцога, – объяснил Карпентер. – С этой старой парочкой все будет в порядке. Не беспокойся о них. Пошли. Для тебя все уже позади.
Позднее Рафаэль сидел в комнате Алессандро, курил и слушал ее отчет о происшедшем. Карпентер говорил утешительным, покровительственным тоном, как будто ее потрясение было гораздо сильнее, чем на самом деле. Итальянец был очень немногословен, только сказал, что она сделала свое дело и должна покинуть Замок.
Она хотела протестовать, хотела настоять на том, чтобы ей разрешили остаться, но они перехватили инициативу, разлучив с Алессандро. Карпентер не оставлял ее одну и не разрешил ей проститься.
Он отвез ее в гостиницу и поднялся к ней в номер. Время было обеденное, вестибюль был пуст, администратор читал газету за стойкой, сквозь открытую дверь виднелся ресторан. Он был полон, и оттуда слышался веселый гул разговоров. Она вспомнила день своего приезда, как она была обеспокоена тем, что ей отвели отдельный столик, а менеджер проявил к ней особое внимание, когда увидел фамилию Маласпига в ее паспорте. Она чувствовала себя чужой, ее неприятно коробило подобное уважение, которое она считала неподобающим американке. Она приехала в Италию, чтобы погубить дом Маласпига, и только по иронии судьбы, потому что принадлежала к их семье, преуспела. Алессандро под арестом: неприступные стены Замка сокрушены современной юридической процедурой, которая вместо тарана пользуется официальной бумагой, обладающей всемогуществом. Она открыла дверь комнаты и повернулась, преграждая вход Фрэнку Карпентеру.
– Я должна отдохнуть, – сказала она. – Я так измучена, даже не могу думать.
– Я хочу поговорить с тобой, – сказал он. – Но этот разговор, видимо, придется отложить.
У него тоже был усталый и измученный вид. Он заслуживал доброго к себе отношения, но все ее чувства были отданы другому. Фрэнку же она ничего не могла дать. Она не могла пропустить его в комнату и возобновить то, что было прервано ее отлетом из Нью-Йорка. То, что казалось возможным для девушки, которой она была, стало невозможным для женщины, которой она сделалась.
– Извини, Фрэнк, – сказала она. – Я должна поспать. Что бы ты мне сейчас ни сказал, я все равно ничего не смогу понять.
– Я зайду сегодня вечером, – сказал он. – Рафаэль привезет Маласпига. Он захочет тебя увидеть, но я постараюсь сделать так, чтобы он отложил свое посещение до утра.
– Нет, – быстро откликнулась она. – Не делай этого. Я вполне могу его принять.
– Да ты же просто на ногах не стоишь, – сказал Карпентер. – Я же вижу, в каком ты состоянии. Он хочет обсудить с тобой все твои показания, чтобы составить обвинительный акт. Ты должна внести во все полную ясность.
– Я приму его сегодня, – сказала Катарина. – Сегодня вечером. Если ты не договоришься о нашем свидании, Фрэнк, я сделаю это сама.
– О'кей. – Он вздернул плечами. – Как ты хочешь, так и будет. Я только заботился о тебе.
– Я знаю. – Она на мгновение притронулась к его руке. – Я знаю, что ты только заботился обо мне, и я это ценю. Но я думаю о невиновном человеке, несправедливо заключенном в тюрьму. Я встречусь с Рафаэлем, как только он прибудет.
– Я приду и подвезу тебя, – сказал Карпентер резким тоном, повернулся и, не глядя на нее, ушел.
Она не собиралась спать, только лежала в постели, прикрыв рукой глаза, и все же задремала. Разбудил ее пронзительный телефонный звонок. Это был Карпентер: он ожидал ее внизу в вестибюле, чтобы отвезти в офис Рафаэля.
* * *
– Понимаете ли вы, – сказал Рафаэль, – что вы моя единственная свидетельница? Нью-йоркский подозреваемый умер; агент из Бюро, который на него работал, тоже умер от сердечного приступа; герцогиня и канадец умерли – нет никого, кто мог бы свидетельствовать против Маласпига. – Он остановился и посмотрел на Карпентера. Они сидели в его кабинете на верхнем этаже дома на Виа-Веккиа. Город уже готовился к вечеру, магазины были ярко освещены, кафе заполнены народом.
– Тебе пришлось нелегко, – сказал Карпентер. Все время, пока они ехали, он молчал; теперь, сделав над собой усилие, попробовал восстановить утраченное взаимопонимание. – Естественно, ты поверила его россказням о том, что он будто бы невиновен; он спас твою жизнь, и ты склонна ему верить. Но попробуй взглянуть на факты.
– Он виновен, – сказал Рафаэль. – Он глава банды контрабандистов, перевозящих наркотики, все указывает на это. Его связь с Тейлором простое совпадение? Может быть. – Он покачал головой. – Я не могу принять этой версии, так я ему и сказал. У него работал человек, который набивал скульптуры героином, а он ничего об этом не знал? Банда контрабандистов, провозящих наркотики на много миллионов долларов, возглавлялась его женой и этим канадцем, – и четыре года он ничего не подозревал? Почему он взял под свое покровительство именно этого художника – во Флоренции множество голодающих молодых художников, но он выбрал преступника, которого оплачивала мафия. Ни одно жюри присяжных не поверит, что он не был руководителем банды.
Катарина ничего не ответила. Он был холоден и резок, когда она вошла; он расхаживал взад и вперед, подкрепляя свои аргументы сердитой жестикуляцией. Внезапно он остановился и подошел к ней.
– Вы же знаете, что он виноват, – сказал он. – Что бы там ни было между вами, – я взываю к вашей совести, – вы не должны его защищать. Вы приехали сюда, чтобы уничтожить эту банду и отомстить за убийство брата, – или вы уже забыли, что они с ним сделали? Как его накачали героином и убили, чтобы те, кто поставлял ему товар, могли уйти от наказания. Этот человек, этот ваш кузен, якобы, по вашему утверждению, невиновный, несет полную ответственность за это.
– Нет, – сказала Катарина, подняв на него глаза. – Он не несет никакой ответственности. Он не имел ничего общего со всем этим. Я знаю.
– Откуда ты можешь знать? – допрос продолжал Карпентер.
– Потому что он сказал мне, и я ему поверила. У него не было никаких причин рисковать всем ради моего спасения. И сам Драйвер сказал, что он невиновен.
– Что? – Рафаэль резко развернулся. – Что вы говорите?
Она не заготавливала загодя этой лжи, которая пришла сама собой: она чувствовала себя достаточно спокойно и скрестила руки на коленях, чтобы унять легкую дрожь. Ни одно жюри не оправдает Алессандро, если дело изложит Рафаэль. Слишком много косвенных доказательств. Он был чересчур оптимистичен. Этого недостаточно для защиты, для доказательства его невиновности. Она была вынуждена либо солгать, либо сказать правду и нарушить свое обещание. Разоблачить его не как торговца наркотиками, а как продавца поддельных картин, использовавшего в своих целях талантливого мастера-копииста. Сам он никогда в этом не сознается; попробует воспользоваться несуществующими, как она теперь видела, шансами на оправдание.
