Этих писем Каролин не отправляла. В общем-то, их можно было только писать.
“Я помню, как впервые, увидела тебя. Мне было всего семь лет. Самолет приземлился в Лос-Анджелесе. И там, в толпе встречающих, стояла женщина в темных очках и ярком шарфе. Я сразу поняла, что это ты… Я помню тот рекламный ролик, где ты хотела, чтобы я снялась в роли ангелочка с туалетной бумагой, папочка тогда запретил нам с тобой даже близко подходить к павильонам. Тогда я сказала, что мне все равно. Конечно, еще долго-долго мне было не все равно.
Я вспоминала тебя постоянно, хотя притворялась, что мне до тебя нет дела. Я помню, что накануне моей свадьбы с Грэмом ты сказала, что он не тот человек, который мне нужен, и я уже тогда поверила тебе, но из упрямства поступила по-своему…”
Пачка этих неотправленных писем росла каждую ночь. И в каждом из них было свое воспоминание.
Каро Каро и Зоэ вместе вышли из кабинета врача.
— Ну, вот и все, — сказала Каро.
— Да, — почему-то с улыбкой откликнулась Зоэ.
Каро опустила глаза.
— Скажи, как ты советуешь мне поступить?
— Что ты имеешь в виду?
— Конечно, я останусь здесь.
— Ты что, с ума сошла? — Зоэ даже задохнулась от возмущения. — Твое шоу запланировано на все лето. А на следующий год — я это предчувствую — тебя ожидает Бродвей.
— Забудем о шоу. Не это важно. Нам надо побыть вместе.
— Как это забыть о шоу? — воскликнула Зоэ. — И какого черта ты будешь полгода маячить у меня перед глазами? Чем мы будем заниматься? Только надоедать друг другу. Эти доктора — полные идиоты. А этот — вообще паникер. Поверь мне, детка. Если бы я в тебе нуждалась, тотчас подала бы сигнал SOS. А сейчас я в порядке. Возвращайся назад и занимайся своими делами. Я горжусь тобой, и это для меня лучшее лекарство.
Каро едва удерживалась от слез.
— Ты правда так считаешь?
— Я тебе никогда не врала. Только иногда слегка разыгрывала.
Они вошли в лифт. Каро, имея опыт лицедейства, смогла притвориться, что пропустила мимо ушей приговор врача.
“Полгода. От силы год”.
Стивен встречал ее в аэропорту. Она заметила его первой и долго стояла, всматриваясь в ставшее таким дорогим лицо.
— Привет, милая. Как же я скучал по тебе! Что с Зоэ?
Каро заколебалась, не зная, стоит ли говорить правду. И предпочла соврать:
— Вызов пожарной команды был ложным. Много шума из ничего.
Он сразу же расцвел в улыбке. У него будто гора свалилась с плеч.
— Да уж, в этом вся Зоэ. Сплошная драма. “Полгода. От силы год…” — пульсировало в мозгу Каро.
— Она отправила меня обратно. Не хотела, чтобы турне сорвалось.
— И правильно сделала. Я уже уладил все детали. Ты начинаешь с пятнадцатого июня. От Лонг-Айленда до Толедо. Все маленькие театрики по Восточному побережью предоставят тебе сцену. Публика будет носить тебя на руках.
Четырнадцатого июня Стивен проводил Каро до поезда. Он сам проверил весь уложенный Каро багаж.
— Как бы мне хотелось не оставлять тебя одну.
— Тебе бы все это быстро надоело. К тому же в одиночку, думаю, я лучше справлюсь. Обещаю звонить каждый вечер.
Турне оказалось истинным кошмаром. Каро такого не ожидала. Она думала, это будет похоже на путешествие с Тристаном. Только тогда не она была звездой. Оказалось, что быть звездой, быть все время на виду огромной толпы невероятно тяжело.
Ей казалось, что она все время движется. Менялись средства передвижения — автобусы, поезда, такси. Даже в часы отдыха она ощущала, как крутятся под ней колеса. Ее поднимали в пять утра, чтобы записать телепередачу. Бесконечные съемки и интервью, а по вечерам — спектакли.
Все города и залы смешались в ее памяти в пестрый калейдоскоп. Однажды на нее свалился прожектор. Пару раз она вдруг забывала текст, и в зале воцарялась тягостная пауза. Репортеру из Филадельфии она повторила слово в слово то же, что говорила ему в Лонг-Айленде для другой газеты, и он, поморщившись, удалился разочарованный.
После выступлений она обычно долго не могла уснуть. Цитаты из Кэтрин Мэнсфилд, как удары колокола, звучали в черепной коробке, рвались наружу. Каро поминутно вскакивала с постели, пила из-под крана воду, от которой ее тошнило, потом усаживалась на подоконник и вглядывалась в безлюдное пространство, освещенное цепочками уличных фонарей.
Ее окружали незнакомые люди, общение с которыми сводилось к получасу пустых бесед и комплиментов за фуршетом или деловым переговорам.
Ей хотелось, чтобы Стивен был рядом с нею, но она не решалась попросить его бросить свои дела в Нью-Йорке и стать ее спутником в этом странствовании по сценическим площадкам.
Когда Стивен все-таки смог перехватить Каро в каком-то городке в Пенсильвании, то изумился ее виду.
— Боже мой! Во что я тебя втянул! — воскликнул он, забыв, что инициатором всей затеи была она. — Давай прервем эти проклятые гастроли!
— Нет-нет. Ни в коем случае! — поспешно возразила Каро.
Турне имело отличную прессу, и все вырезки Каро пухлыми конвертами посылала Зоэ. Так она выплачивала матери свой долг.
Наступил август. Турне заканчивалось, а силы Каро иссякли. Все чаще она обращалась к администраторам с просьбой достать ей лекарство от бессонницы. Те понимающе кивали, а потом вручали ей таблетки. У Каро собралась их уже целая коллекция.
Она уже не особо обратила внимание, что ее привезли в Бостон. Какая разница. По пути с вокзала в отель у нее разламывалась голова. В номере Каро растворила три таблетки из трех разных пузырьков в стакане “Перье”, глотнула и увидела, что за окном зажглась чудная радуга.
Она пошла в парк посмотреть, как взлетают лебеди. В этот момент с ней случилось что-то, она не могла дышать. Она оглянулась. Лебеди были настоящими. Они дышали.
Она никому не говорила. Она не знала никого, кто понял бы, что лебеди действительно настоящие. Встречу с корреспондентом “Глоб” она отменила. Она ждала полуночи. Потом осторожно вышла из комнаты, спустилась вниз и выскользнула наружу. Она бежала сквозь темные улицы в парк. Вокруг не было никого. Она встала на самый край. Лебеди уже спрятались в свои гнезда, но еще слышны были их крики. Она вошла в холодную воду пруда. Она поняла, почему плачут эти птицы.
— Мэм, я думаю, вам лучше покинуть воду. Вернитесь на берег.
Человек в униформе светил прожектором прямо ей в лицо.
Каро не могла вспомнить, как оказалась здесь, стоящей в холодной воде пруда.
— Мэм, могу я узнать ваше имя?
Ее взбесил вопрос. Это не воспоминание. Это даже не сценарий. Конечно, она знает свое имя. Все теперь знают, как ее зовут. Каждый знает свое собственное имя, не так ли? Но она не могла выговорить его. Она не могла вспомнить его. Она стояла по горло в холодной воде, но это нормально, это всего лишь часть воспоминания.
