Как-то, когда она возвращалась с пробежки, ее окликнул привратник:
— Миссис Конвей, вас тут ждут!
Она подошла — рядом с его столом стоял смуглый парень с тонкими, в ниточку, черными усиками, в руках у него была коробка, завернутая в серебристую шелковую бумагу с тисненым узором. В первый момент Клодин подумала, что привезли книги, которые она заказывала по интернету. Но эта бумага?..
И вдруг возникло ощущение дежавю — и, непонятно откуда, чувство тревоги.
— Мисс Клаудина? — спросил парень.
— Да, а…
— Это вам, — он протянул коробку.
Клодин нерешительно взяла ее, подумала, что, наверное, надо дать посыльному на чай, а в карманах, как назло, пусто. Может, попросить его подняться с ней в квартиру? Но прежде чем она успела что-то сказать или сделать, парень разрешил ее сомнения — слегка поклонился и вышел.
Клодин же, сжимая в руках коробку, бегом устремилась домой; не жалея красивую обертку, растеребила, распаковала…
Внутри коробки была еще одна, поменьше размером, кроме того — узкий белый конверт, на котором было написано лишь одно слово — «Клодин» — и записка на карточке с золотым обрезом:
«Во исполнение воли покойного шейха Абу-л-хаира Омара ибн-Муса аль-Маари посылаю Вам его письмо и подарок — знак его признательности.
Абу Хасан Абдаллах ибн-Омар аль-Маари»
Значит, шейх умер… «Умер», — повторила про себя Клодин; вроде они были едва знакомы, в общем-то чужой человек — но в горле возник комок. Вспомнились живые умные глаза, и как он радовался, выигрывая в шахматы…
Она открыла конверт и достала несколько сложенных втрое тонких листков. Письмо было написано по-французски, мелким ровным почерком; начала читать — и с первых же строчек показалось, что где-то рядом звучит знакомый надтреснутый голос.
«Здравствуйте, Клодин!
Нам так и не удалось больше поговорить — и, думаю, уже не удастся. Поэтому я пишу это письмо.
Тогда, на яхте, вы спросили: «Зачем»? Зачем, почему, как получилось, что я оказался виновным в обмане доверившихся мне и приглашенных мною людей. Вот я и хочу объяснить Вам, как и почему.
В свое время я упоминал притчу о человеке, заключившем сделку с дьяволом, но так и не рассказал вам ее. Да и не стану — в ней важна лишь суть, мораль: выиграть в сделке с дьяволом невозможно, можно только проиграть. И не деньги — душу. Я. же, старый глупец, забыл эту печальную истину…
Я помню тот день, когда ко мне пришел Халид и сказал, что Госдепартамент США включил «Братьев Ислама» в список террористических организаций. Как я тогда подумал — совершенно несправедливо, ведь религиозно-просветительское движение, цель которого — помощь мусульманам во всех странах мира, не может отвечать за действия отдельных экстремистов, даже если они и являются его членами.
Был тут и еще один, весьма неприятный аспект: если бы спецслужбам стало известно, что в руководстве этого движения Халид играет не последнюю роль, ему бы грозил арест в США и в большинстве европейских стран.
Я не скажу, что он был моим любимым внуком или самым подающим надежды, но — он был моим внуком, и помочь ему я считал своим долгом. Кроме того, нельзя было забывать и об интересах семьи: ведь если мой близкий родственник будет арестован за принадлежность к террористической организации, это, несомненно, скажется на моей репутации в деловых кругах западного мира.
Решение было простым — Халид должен «погибнуть», желательно от рук террористов, что снимет с него подозрение в принадлежности к ним. Погибнуть — с тем, чтобы потом воскреснуть в другой стране, под новым именем и с новыми документами.
Я уже не помню, кто первый предложил разыграть захват моей яхты кажется, все-таки Халид. Но чем дальше, тем привлекательнее эта идея казалась и мне самому — на то были свои причины…
В старости человек часто начинает задумываться о том, как и зачем он жил, чем запомнится людям его имя. И мне захотелось часть моих денег (а я богат — очень богат, Клодин!) отдать тем, кто голодает, кто нуждается в лечении и в образовании — иными словами, пожертвовать некую сумму «Братьям Ислама». Ведь, повторяю, я в то время считал, что в отношении этой организации допущена вопиющая несправедливость, и искренне сочувствовал их целям. Но перевести деньги в открытую я теперь не мог, чтобы не быть обвиненным в финансировании терроризма.
Идея с захватом яхты решала все проблемы: Халид героически погибнет, вступившись за женщину, которую террористы подвергнут насилию, чтобы показать серьезность своих намерений. Кто после этого осудит меня, если я, не торгуясь и не споря, заплачу выкуп, чтобы избавить моих гостей от дальнейших страданий и спасти свою и их жизни?
Оставался неясным лишь один вопрос: кто будет эта женщина?
О том, чтобы посягнуть на жену одного из гостей, я отказывался даже думать — не говоря уж о законах шариата, мои моральные принципы делают такую идею неприемлемой. Значит, среди пассажиров должна была оказаться женщина незамужняя, достаточно респектабельная, чтобы я мог беззазорно включить ее в число гостей — и в то же время не невинная девушка, для которой бесчестье стало бы непоправимым несчастьем. Какая-нибудь актриса не слишком строгого поведения, или… или фотомодель.
Да, Клодин, наверное, вы уже все поняли. Моя вина перед вами куда больше, чем вы думали — ведь поначалу эта незавидная роль была уготована именно вам…
В оправдание могу сказать лишь одно — наверное, нет сейчас человека, который бы больше осуждал меня за те мысли и за все происшедшее впоследствии, нежели я сам. Но тогда мне быстро удалось успокоить свою совесть: да, неприятно, конечно, что придется так поступить с ни в чем не повинной женщиной, но на одной чаше весов — она одна, на другой же — сотни, тысячи нуждающихся людей, которым я смогу помочь! А кроме того, особа, которая на рекламных фотографиях не стесняется демонстрировать себя в полуобнаженном виде, да еще в объятиях мужчины — едва ли можно считать ее образцом нравственности. Нанять ее, заплатить; потом, после происшествия, добавить еще какую-то сумму в компенсацию, так сказать, морального ущерба — и, возможно, она останется даже довольна.
Но потом я познакомился с вами — и увидел перед собой очаровательную, доброжелательную и умную девушку, пытающуюся зачем-то играть роль недалекой любопытной глупышки, но совершенно не похожую на ту падкую на деньги особу без особых моральных устоев, образ которой рисовал себе в уме.
Более того — оказывается, был человек, с которым вы собирались связать свою судьбу, и глаза ваши при упоминании о нем трогательно теплели.
