— Говард, пожалуйста, — тихо произнесла Кристина. — Пожалуйста, не надо.
— Послушай, хочешь, я тебя провожу до дома?
— Нет, спасибо, — улыбнулась Кристина.
Они вместе дошли до его автомобиля, взятого напрокат «понтиака».
— Как твоя машина? — спросил Говард.
— О, спроси что-нибудь полегче. Вся побитая и старая. Я ее просто ненавижу. Антифриз протекает каким-то образом через печку и капает на сиденье. Воняет жутко. Вся машина пропахла антифризом. К тому же еще и трещит сильно. Я.думаю, с глушителем что-то не в порядке.
«Какая тебе разница, что там капает на пассажирское сиденье? На тебя же не капает». Кристина собиралась возразить сама себе, что иногда ей приходится сидеть и на пассажирском сиденье. Например, по дороге в Фаренбрей, где домики, принадлежащие отелю, прилепились высоко на вер-' монтских холмах.
— Тебе нужны деньги, чтобы его отремонтировать?
Это даже забавно, что при всех тех деньгах, что он ей давал, она была постоянно на мели. Было трудно вообразить, что девушка, получающая ежегодно от Говарда двадцать тысяч долларов, может быть бедной. Как это обидно было бы слышать по-настоящему бедным людям, но, тем не менее, после оплаты за обучение, квартиру, питание, книги и бензин для этой паршивой машины не оставалось даже пяти сотен долларов. Именно так и хотел ее отец: чтобы никаких лишних денег не было. Но пять сотен долларов на десять месяцев учебы — это не так уж много. Меньше двух долларов в день. Хватает только на булочку к кофе и газету. Если ей удастся сэкономить на булочке, она может пойти в кино, причем не чаще одного раза в две недели. Если же она будет по-настоящему бережливой, то можно еще сэкономить на маленький пакетик воздушной кукурузы.
Кристина потянулась и мягко коснулась лица Говарда. Затем крепко обняла его и прошептала:
— Твоих денег мне не надо, Говард.
Он обнял ее тоже.
— Но у меня их достаточно, поверь. Их вполне хватало и без денег твоего отца. — Когда он произносил это, то смотрел куда-то в сторону, и Кристина это заметила.
— Конечно, Говард. Я не сомневаюсь. Ты всегда умел очень хорошо вести свои дела. Я за тебя рада.
Он отпустил ее.
— Тебя подвезти? Ты выглядишь так, будто вот-вот превратишься в сосульку.
Она покачала головой:
— Спасибо. У меня тренировка. А потом мы с Джимом будем читать Аристотеля, готовиться к завтрашней контрольной по эстетике. И мне еще надо обязательно до праздника написать статью о смертной казни для «Обозрения». Как видишь, ничего нового, все та же рутина.
— Насчет смертной казни? Хм. А что, в штате Нью-Хэмпшир еще существует смертная казнь?
— Конечно. Если кто-то, например, во время попытки ограбления банка захватит в заложники полицейского, а потом убьет его, причем будет доказано, что ограбление совершено с целью добычи денег на покупку кристаллического кокаина для курения, который, в свою очередь, нужен был для продажи его маленьким детям, то за такое преступление полагается смертная казнь.
— И сколько каждый год у вас в штате убивают людей?
— Кто, преступники?
Он коротко рассмеялся:
— Очень смешно. Нет, государство.
Она задумалась на несколько секунд, делая вид, что считает:
— Значит, так… Всего, включая тех, кого приговорили к смертной казни в прошлом году и за все годы перед этим… Так-так… Давай-ка посмотрим… Один… три… двадцать семь… Хм, в этом году, кажется, никого.
Он рассмеялся:
— И какую же позицию занимаешь ты сейчас? Насколько я помню, ты всегда была против.
— Но это было прежде. В той дурацкой школе, куда ты меня послал, собственное мнение мне иметь не разрешалось. — Кристина улыбнулась: — А сейчас я пока не знаю, какое у меня мнение. Я еще не начала писать статью. Обычно позиция у меня вырабатывается где-то к середине статьи, а затем оставшуюся половину я эту позицию защищаю.
— Так ты считаешь, что убийцы не должны умирать?
— Не знаю, — произнесла она нерешительно. — Я думаю, что это все от Ницше. Слишком много я его начиталась. Он здорово подпортил мой здравый смысл…
— Что значит «здравый смысл»?
Кристина, шутя, толкнула его:
— Если они не заслуживают смерти, то какой кары они в таком случае заслуживают? Потому что они все-таки должны заслуживать какого-то наказания? Как ты думаешь? Кстати, как с этим обстоит в Гонконге?
— Там их убивают.
Кристина не была уверена, что так следует поступать с ними и здесь. В конце концов, это дело Божье. На всех курсах, какие она слушала, посещая лекции и семинары по восточной и современной религиозной мысли, по этике общественного сознания и общественных отношений, по истории религии, среди всех этих возвышенных слов, нанизываемых одно на другое, почти в каждом из них присутствовал Бог. Но она не знала Его. Большую часть жизни Он пребывал для нее где-то там, в небытии, в тумане. Как там сказано у Махатма Ганди? «Один из семи тягчайших пороков — это когда человек усыпляет свою совесть с целью получать наслаждения».
Ганди тоже был где-то в тумане, хотя его кредо она поместила над своим рабочим столом и оно служило ей нахальным дерзким напоминанием. А у Ганди какие могли быть соображения насчет смертной казни? Вообще и в частности по отношению к тому человеку, который его убил? Его бы Ганди простил. Кристина была в этом уверена. Так же как папа Иоанн Павел II простил того болгарина, который готовил на него покушение. Ганди тоже простил бы своего убийцу. Но это был Ганди, который написал, что седьмым тягчайшим пороком является «политика без принципов». Ганди был до крайности принципиален.
— А Джон Леннон простил бы Марка Дэвида Чепмана? — спросил Говард.
Кристина улыбнулась и поучающе ответила:
— Ты ведь у нас большой знаток поп-культуры. Я не думаю, что Джон Леннон стал бы его прощать, — добавила она. — Ему бы еще жить и жить.
— Значит, вот как ты трактуешь прощение? Ты думаешь, своего убийцу прощать легче, когда твоя жизнь уже лишена содержания?
— В значительной степени именно так, — сказала Кристина. «Но жизнь папы не была бессодержательной. Вовсе нет. Но с другой стороны, у папы не было пятилетнего Шона Леннона», — грустно подумала Кристина.
Говард стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты замерз, — сказала Кристина, расстегивая его пальто и возвращая ему. — Бери.
Он взял пальто, но не надел. Они оба поеживались.
— Знаешь, — проговорил Говард неуверенно, — если хочешь, приезжай на праздники в Нью-Йорк. Мы можем пойти посмотреть Дэвида и Шона Кессиди в «Кровных братьях».
Он должен был ее пригласить. Дождался последней минуты, но все равно пригласил. Кристина почувствовала себя неловко. Она снова погладила рукав его пиджака.
