На следующее утро в школе миссис Вальдез, учительница второго класса, опоздала на пару минут. Она вошла, улыбаясь Каро.
— Дети, перед тем как мы начнем наш день, я хочу кое-что объявить. Я хочу сказать, что нашу Каро Эндрюс мы теперь можем увидеть в телерекламе. Она играет ангелочка.
Каро смущенно покраснела. Она убьет свою мать за то, что та все рассказала учительнице. Но огляделась вокруг и на лицах одноклассников прочла только восхищение. Даже Адриана Холмс, которая ненавидела ее, не нашлась что сказать.
За рекламу Каро получила кучу денег.
— Мы можем теперь купить все, что хотим? — спросила она у матери.
— Нет, — отрезала Зоэ. — Мы положим деньги на твой счет в банке. Я не хочу, чтобы когда-нибудь меня обвинили в эксплуатации малолетних.
Но, глядя, как лицо девочки померкло, Зоэ рассмеялась.
— Подожди, подожди. Обойдемся без слез. Считай, что я пошутила… правда, наполовину. Мы обязательно что-нибудь прикупим тебе.
Она отвезла Каро в гигантский универмаг Шварца, где торговали только игрушкам.
— Выбирай, что твоя душа пожелает. Каро знала, что хочет ее душа.
Это был тот самый кукольный домик, очаровательный двухэтажный домик с крохотной мебелью, обитой красным бархатом гостиной, кроватками в спальне и старомодной ванной. Но самое главное — там стоял маленький телевизор. Каро страшно хотелось увидеть на его экранчике себя в роли ангела.
По пути домой она, сидя на заднем сиденье, крепко прижимала к себе драгоценную коробку. Пусть даже они с матерью погибнут в автомобильной аварии, но кукольный домик должен остаться целым.
Гордость переполняла ее. Она заработала деньги на свой собственный кукольный домик. Она совершила нечто важное. Она в телерекламе. Она не могла вспомнить, как так получилось, что рулоны бумаги превратились в радугу, но, видимо, это она совершила такое чудо.
Зоэ опоздала забрать ее из школы в жаркий весенний день. Ожидая у автостоянки, Каро обливалась потом. Из притормозившей рядом машины улыбался худощавый мужчина. Он не был похож ни на одного знакомого. Его лицо выглядело осунувшимся, а одежда была вся в пыли.
— Привет, Каро. Зоэ по уши в работе и попросила меня разобраться с тобой.
— Что это значит? — спросила осторожная девочка.
— То, что я сказал. Я отвезу тебя домой. Каро колебалась. Пару раз так бывало. Зоэ просила каких-то своих знакомых забрать дочку из школы. Все решил цвет машины незнакомца. Она была бледно-зеленой и в такой жаркий день навевала прохладу.
Каро согласилась сесть в машину, но на удивление в такую жару кондиционер там не работал.
Тронувшись с места, человек лукаво улыбнулся.
— Я солгал тебе. Не твоя мать попросила меня взять тебя из школы, а наш общий Господин.
При этом он стал дышать чаще, будто взбегая вверх по лестнице.
— Он говорит, что ты особенная. У Него насчет тебя есть обширные планы. Ты так хорошо изобразила ангела по телевидению, что Господь возжелал призвать тебя к себе на Небеса, чтобы ты постоянно была с Ним рядом.
Каро, поразмыслив секунду, все поняла. Если Господь берет ее на Небеса, значит, она должна умереть. Не об этом ли толкует незнакомец?
Она увидела, что машина въехала в какой-то странный район, совсем непохожий на тот, где живет девочка. Дома были приземистые, грязные, без садиков и газонов.
— Где мы? Мужчина молчал.
— Когда мама придет?
Она опять не получила ответа, но, взглянув на мужчину, увидела, что по его лицу катятся слезы.
Он проехал до конца улицы и уперся в тупик. Дальше старый, искрошенный асфальт терялся в густых, колючих зарослях. Мужчина перегнулся через спинку сиденья и достал откуда-то сзади развернутое одеяло. Он накинул его на Каро. Одеяло было горячим и чем-то воняло.
Он отнес ее в ближайший дом, где было так же темно, жарко и душно, как в одеяле. Ставни на окнах не пропускали ни малейшего лучика света. Никакой мебели в комнате, кроме огромного стола, покрытого какой-то тяжелой тканью.
Каро ощупала стены, поднимаясь на цыпочки, и обнаружила, что они сверху донизу увешаны крестами — деревянными или каменными. На самом большом из них висел человек. Девочка не могла туда смотреть, казалось, статуя кровоточила.
— Кто это? — прошептала она.
— А ты не знаешь? — Мужчина рассердился. — Это Сын Божий.
Каро отпрянула от статуи, истекающей кровью. Она думала об этом Сыне и о том, что Бог ждет ее на своих небесах.
Она забилась в уголок и оттуда смотрела на мужчину, который преклонил колени у стола и принялся бормотать что-то непонятное себе под нос. Он представлялся ей большим бесформенным пятном, чернее, чем тьма в комнате, от него исходили звуки, и Каро почувствовала нечто странное.
В мыслях она унеслась далеко, совсем далеко, например, в Диснейленд, где встретилась с Питером Пэном. Потом воображение перенесло ее в школу, где она играла в мяч с другими детьми. Но вдруг она очутилась дома, рядом с матерью, и наблюдала, как та красит свои ногти.
Последнее видение вернуло ее обратно в темную комнату. Мужчина приблизился к ней. В руках у него было полотенце, белеющее во мраке. Под полотенцем он что-то прятал. Когда оставался всего лишь шаг до нее, он откинул белую ткань, и Каро увидела блеснувшее в его руке острие ножа.
В этот же момент послышались чьи-то шаги по ступеням, от мощных ударов дверь рухнула. В комнату вбежала заплаканная Зоэ, схватила Каро и крепко прижала к себе. Вокруг было полно полицейских с фонарями и револьверами. Они подобрали оброненный мужчиной нож, а самого его увели наверх. При свете он показался девочке щуплым и безвредным, словно пойманное в сачок насекомое. Каро вежливо сказала ему вслед: “До свиданья”.
Об этом событии трезвонила вся местная пресса. Фотография похитителя не сходила с экранов. Харви Венедин, сорока пяти лет, механик в гараже, судя по отзывам сослуживцев, всегда был чуть-чуть “с приветом”. Даже школьная учительница Каро давала интервью. Рассказала, как, увидев, что Каро садится в незнакомую машину, тут же сообразила записать номер на бортике игровой площадки и затем позвонить в 911. Грег Олтман, полицейский, плечом снесший дверь в тот злополучный подвал, тоже делился своими впечатлениями:
— Тьма была кромешной, но главное, что мы поспели вовремя.
— А почему меня не позвали в телевизор? — расстроилась Каро.
— Это не та реклама, которая нам нужна, — поджав губы, заявила мать и вдруг горько, сотрясаясь в рыданиях, расплакалась. Она сжала в объятиях тельце дочери так сильно, что едва не сломала ей ребра.
Каролин постоянно думала о фотографии, что показала ей Лаура. Особенно вечерами, когда уходила спать, — казалось, образ матери никогда не покинет ее мысли. Каролин смотрела на матерей, приходящих в школу или гуляющих в парке, и гадала, которая из них больше всего похожа на ее собственную. Может, она такая же спортсменка, как мама Элеанор? Может, у нее такой же высокий писклявый голос или наоборот — низкий и глубокий? Может, она тоже постоянно смеется? Каролин знала, что можно спросить у кого-нибудь — у Лауры или даже у отца, — но пока не хотела. Она представляла, что сама узнает это, когда придет время.
