Под теплыми струями душа Татьяна улыбалась. Она гордилась собой: на ее месте любая другая женщина, конечно, не пошла бы ни в какую ванную, а, умирая от нетерпения и любопытства, заставила Георгия немедленно выложить все, как есть. А она проявила небрежность, выдержку и деликатность, предоставляя ему время на обдумывание своей истории и одновременно показывая, что она не любопытна и тактична. А также — смела. Потому что любая другая женщина на ее месте уже давно бы умерла от ужаса и растерянности. Собственно говоря, — призналась Татьяна сама себе, — если бы на месте Георгия был любой другой мужчина, она, скорее всего, вела бы себя иначе, чем сейчас. Ей просто, как ни прискорбно сознавать, очень хочется нравиться этому совершенно чужому человеку. И это заставляет ее забыть страх, рассудительность и практичность, вполне присущие ей в обычных обстоятельствах. А может быть, она уже подсознательно доверилась Георгию, — доверила ему свою судьбу, свою жизнь… Так бывает, когда ты встречаешься с явным лидером по природе. С такими мужчинами женщине всегда хорошо: она может со спокойной душой капризничать, демонстрировать ум, элегантность, таланты, потому что знает, что все насущные вопросы — вплоть до вопросов жизни и смерти — всегда будут успешно и с виду незаметно решены сильным и умным партнером.
Татьяна выбралась из-под душа, растерлась полотенцем и с удовольствием натянула уютные джинсы и свитер. Причесываясь перед большим запотевшим зеркалом, висящим над раковиной умывальника, она подумала, что Георгий еще не вернулся из своего похода за кофе. «А вдруг, когда он пошел за кофе, появились наши преследователи, обнаружили его и застрелили?» — пришедшая ей в голову мысль была так неожиданна и ужасна, что Татьяна оцепенела, а потом с колотящимся сердцем распахнула дверь в номер.
Георгий лежал, распростершись поверх одеяла, на своей кровати. Глаза его были закрыты, одна рука свисала с постели. Татьяна чуть не бросилась к нему, но в следующую секунду сообразила, что он спит. Два пластиковых стаканчика с горячим кофе стояли на комоде, горела единственная лампа, и в жалком номере было почти уютно. Татьяна вдруг заметила, что наступила ночь. Этот длинный, невероятно насыщенный день подошел, наконец, к своему завершению, выбрав для этого момент, когда она отвернулась — то есть, когда она плескалась в душе, забыв даже посмотреть на часы.
В этот день случилось столько всякого, что Татьяна с уверенностью могла сказать: длиннее него в ее жизни просто не было. Вопреки всему не чувствуя себя постаревшей за день на несколько лет, как утверждают в подобных случаях романисты, Татьяна взяла кофе и потихоньку забралась на пустующую кровать.
— Ничего себе, рассказчик, — прошептала она себе под нос и отхлебнула кофе. — Просто Лев Толстой и Роберт Льюис Стивенсон в одном лице…
— Нет уж, — внезапно проговорил Георгий, не открывая глаз. — На меньшее, чем Дюма-отец, я не согласен, леди, и не рассчитывайте… Кофе еще не совсем остыл?
Татьяна рассмеялась.
— Вы притворялись спящим очень профессионально — как кот на солнцепеке, который хочет поймать птичку.
— Я вовсе не притворялся, — протестующе произнес Георгий, открыл глаза и посмотрел на Татьяну. — Я на самом деле задремал, пока вы плескались. У нас обоих был трудный день, Таня, и, откровенно говоря, я восхищаюсь вашей выдержкой.
Он поднялся, сел на постели и взял с комода свою порцию кофе.
Татьяна, польщенная его похвалой, подобрала ноги, устраиваясь поуютнее, и наблюдала, как он обстоятельно отхлебывает глоток из своего стаканчика, а потом, отставив его на тумбочку, поднимает ставшие темно-синими в электрическом свете глаза.
— Итак, Таня, — сказал он серьезно. — Вы хотите знать, почему мы с вами оказались в таких, мягко говоря, необычных обстоятельствах?.. Я расскажу.
В этот момент в комнате внезапно раздался резкий телефонный звонок. Татьяна вздрогнула от неожиданности, Георгий замолчал и оглянулся в поисках аппарата. Никакого телефона в номере не было.
— О, Господи! — воскликнула Татьяна. — Это же мой мобильный… В сумке…
Она соскочила с кровати, схватила сумку и поднесла трубку к уху.
— Таня? — услышала она голос, который в первую минуту даже не узнала. — Тань!..
Это был Алик, и, судя по голосу, он вот-вот должен был умереть.
— Алик? — испуганно произнесла Татьяна в трубку и краем глаза увидела, как напрягся и сел на кровати Георгий. — Что случилось, Алик?
Голос Алика звучал глухо, как будто издалека, и временами срывался, точно от нестерпимой боли.
— Танька, я тебя заложил… Это звери… Зверюги… Хорошо, что у меня никого — ни жены, ни детей… Но я и так сломался, Танька. Я им сказал… сказал, какая машина и номер… Беги… Они не знают, что у меня есть твой мобильник… забыли, наверное. Поэтому и не добили… Но я все равно не жилец… они мне все поломали… Бросай машину, Танька, и беги…
Голос Алика пропал. Татьяна еще несколько раз в растерянности и ужасе позвала его по имени, потом отключила телефон и обернулась к Георгию. В ее больших серых глазах плескался страх.
— Что? — спросил Георгий коротко. — Они его достали?
Татьяна молча кивнула. Георгий пружинисто вскочил.
— Уходим, — приказал он решительно. — С мобильником они, конечно, прокололись, но думаю, что спохватятся, вернутся и выяснят все, что хотят. Так что нам скоро позвонят, Таня… Так я вам и не рассказал, в чем дело. Ничего, по дороге расскажу. Сейчас главное — уйти.
Татьяна на ходу подхватила сумку, ключи от номера и вслед за Георгием вышла на улицу. Было уже темно. Алые цветы на кустах, окружающих мотель, казались пятнами засохшей крови. Татьяна глубоко вдохнула ночной воздух, но он совсем не освежал — жара к вечеру почти не спала, в воздухе стояла липкая влага.
— Гроза будет, — посмотрев на небо, заметил Георгий. — Идите сюда, Таня.
Он легким стремительным шагом скользнул к ближайшей машине — это был не новый, наверное, десятилетней давности «Ниссан» какого-то темного цвета. Татьяна видела, как Георгий наклонился к дверце и спустя несколько секунд, может быть, минуту, позвал приглушенным голосом:
— Таня! Садитесь, быстро.
Она не воскликнула — как!.. это же угон!.. Молча и быстро обогнула автомобиль и села на водительское место, понимая, что этим шагом ставит себя в оппозицию закону, нормальной жизни, нормальным, законопослушным гражданам. Но все это было уже неважно. Хриплый, угасающий голос безобидного веселого Алика продолжал звучать в ее ушах.
Когда они выехали на дорогу, Георгий положил руку на ее, стиснувшую руль. Он молчал, и через секунду убрал свою теплую ладонь, но Татьяна поняла его жест — благодарность, уважение, ободрение. Она ничего не сказала.
