* * *
Этой ночью Джон Келли мучился от бессонницы. Его беспокоила Эллисон. То, как нервно и возбужденно она вела себя прошлым вечером, было нетипичным для этой общительной, но, прежде всего, уравновешенной молодой женщины. Смерть коллеги, видимо, потрясла ее сильнее, чем он предполагал.
В любом случае, Келли хотел убедиться, что с Эллисон все в порядке. Возможно, он мог бы что-нибудь для нее сделать. И он бы сделал это с удовольствием.
Все знакомые Эллисон знали, что она ранняя пташка. Знал об этом и инспектор Келли; он позвонил ей рано утром, перед тем как поехать в полицейское управление. Звонил он долго, но трубку так никто и не поднял.
Джон позвонил в офис, но, кроме дежурного, в здании никто еще не появлялся. Келли решил попробовать дозвониться до девушки в течение дня.
Но день оказался непростой. Инспектора вызвали на место очередного преступления, хотя он и не должен был брать на себя это дело. В итоге время на новый звонок Эллисон он нашел только к обеду. Результат остался прежним – на своем рабочем месте она так и не появилась, более того, никому не сообщила о том, что задерживается или не придет вовсе. Если бы она себя неважно чувствовала, то наверняка позвонила бы коллегам, но никто ничего о местонахождении девушки не знал. Дома трубку тоже никто не брал.
Тут инспектор забил тревогу. У него была масса возможностей для быстрого поиска пропавшего человека – несчастные случаи на дорогах, новые пациенты в клиниках, морги. Но нигде не могли найти женщину, похожую по описанию на Эллисон. По крайней мере, пока такая не поступала. Но куда же она подевалась?
До позднего вечера Джон пытался до нее дозвониться. После работы инспектор заехал к ней домой, но там, судя по всему, никого не было, и соседи ничего и никого не видели.
* * *
Как только Эллисон поняла, что она оказалась запертой в подземелье, ее охватило отчаяние. Выход в музей не открывался, сколько бы она ни искала потайную кнопку. Сантиметр за сантиметром она ощупала все стены и ступени – бесполезно.
Она уже давно справилась с отвращением при виде покрытых скользкой слизью и гнилью стен. А когда мимо ног прошмыгнула приличных размеров крыса, то Эллисон пришлось зажать рот рукой, чтобы не завизжать. Вдобавок ко всему погас свет, и девушка в отчаянии и бессильной ярости села на металлическую ступеньку.
Девушка не знала, сколько прошло времени – она редко носила часы. Но несколько часов точно прошло; она изрядно замерзла, желудок недовольно урчал, и ее мучила жажда.
Дрожа от холода и голода, она задремала и ударилась головой о мокрую стену. Эллисон сначала решила, что нужно всеми способами заставлять себя не спать, но потом поняла, что не будет никакой пользы, если она без сил будет шататься по подземным коридорам. Хотела она или нет, ей следовало отбросить все неприятные мысли и успокоиться.
Эллисон мечтала о горячей ванне, большой чашке чая, чистой одежде и теплой постели. Ей нужно дождаться, пока включится освещение, и тогда она попытается найти выход из этой смердящей западни.
* * *
Вскрикнув, Эллисон проснулась. Ее разбудил крысиный писк, и молодая женщина почувствовала, что как минимум одна из этих отвратительных бестий забралась на ее туфлю. Она вскочила, лихорадочно затрясла ногой, а затем сбежала вниз по ступенькам. Эллисон только сейчас осознала, что в ее западне снова горит свет.
Тому было два объяснения. Либо сюда снова приближается Флетчер, либо свет здесь напрямую связан с уличным освещением. И это означало, что на улице снова наступил вечер. Ни одно из этих объяснений Эллисон не радовало. Флетчеру она бы не хотела попадаться на глаза, поскольку этот человек, судя по всему, откровенно шел по трупам, и ему ничего не стоило разделаться и с ней. А если уже наступил вечер, то ее наверняка кто-нибудь ищет. Только кто же ее здесь найдет?
При свете она без труда нашла коридор к подземному храму. Возможно, отсюда имелся и другой выход, необязательно прямо в музей.
На алтаре все еще лежал человек. Подавив в себе ужас, девушка подошла ближе. Конечно, она бы уже ничем не смогла помочь ему, но до того, как тело куда-нибудь спрячут, имело смысл хотя бы запомнить его лицо, чтобы потом рассказать полиции.
Его белая, бледная кожа слегка отсвечивала в тусклом освещении храма, холодные, пустые глаза безжизненно смотрели вверх. Молодой женщине пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отказаться от своей затеи.
Но это оказался не человек! Тело «жертвы» было сделано из пластика. Большая кукла!
И хотя Эллисон обрадовалась, что во время ритуала никто не пострадал, вся эта устроенная Флетчером театральная сцена показалась ей безвкусной и жуткой. Как же такой чистоплюй мог обманывать бога Сета? Или, может быть, это репетиция? И вскоре вместо куклы окажется настоящий человек?
Разобравшись с куклой, девушка начала искать другой выход. Внезапно она услышала плеск воды. Радости Эллисон не было предела – это оказалась труба с чистой водопроводной водой. В одном месте в трубе оказалась течь, и небольшая струйка брызгала на образовавшуюся на полу лужу. Сложив вместе ладони, Эллисон ловила капли живительной влаги и жадно пила. Прошло некоторое время, прежде чем девушка смогла утолить жажду. Теперь она чувствовала себя гораздо лучше.
Эллисон приободрилась и продолжила поиски. Пока снова не услышала шаги, которые однозначно двигались по направлению к храму. Девушка спряталась за одной из больших круглых колонн. Но она столкнулась с новой проблемой – ей вдруг нестерпимо захотелось чихнуть. Эллисон зажала чесавшийся от пыли нос, но естественное желание оказалось сильнее…
* * *
В мыслях Харви Флетчера не было места для сожаления или раскаяния по поводу смерти египетского коллеги. Вместо этого его распирало самодовольство: ведь он оказался в ситуации, при которой мог целиком и полностью сконцентрироваться на своем божестве и получать от него послания. Он не замечал того, что его поведение абсурдно; вполне возможно, ему самому оно казалось абсолютно нормальным. Но как только он скидывал с себя маску цивилизованного человека, под ней обнаруживался настоящий фанатик.
Флетчер приобщился к культу во время своего первого визита в Египет. Тогда он заблудился в пустыне, и его спасли буквально в последнюю минуту. После этого он стал утверждать, что в уже бредовом состоянии к нему явился бог Сет, который сохранил ему жизнь, потребовав поклонения. Тогда никто всерьез не отнесся к его словам, посчитав их бредом едва не умершего от жажды человека. Но Харви с тех пор стал считать Сета своим господином. Он почитал его настолько, что потратил все свои накопления на сооружение в лабиринтах под Лондонским музеем целого храма в его честь. Флетчер начал заманивать состоятельных коллекционеров редкими египетскими артефактами, встречался с ними в оживленных местах, отравлял их быстродействующим и не оставляющим следов ядом, забирал деньги и незамеченным исчезал. Яд он тоже привез из Египта. Он действовал в считанные секунды через кожу. Так что идея покрывать этим ядом предметы, которые Флетчер якобы хотел продать, возникла сама собой. Сам он всегда носил перчатки, чтобы не отравиться. Эти редкие древнеегипетские вещицы он собирал затем в храме, а чтобы никто не заметил их исчезновения из экспозиции, заменял их первоклассными подделками. Поскольку Харви Флетчер сам считался экспертом в этой области, то никаких проблем не возникало.
