И это лишь часть уравнения. Она даже не представляла, как отреагирует Лоренцо Марони, но, судя по всему, его реакция будет еще хуже, чем реакция ее отца. И это притом что жизнь Тристана оказалась поставлена на карту, когда некто неизвестный, но очень хорошо разбирающийся в компьютерах, его подставил. Затем прислал Моране информацию об Альянсе и затевал еще бог знает какие гнусности. Морану охватило ощущение, будто на нее вдруг навалилось все разом.
Сердце неслось галопом вместе с мыслями, которые мелькали одна за другой, переключаясь, меняясь, трансформируясь, прежде чем она успевала ухватиться хоть за одну из них.
Внезапно ее начало душить бремя такой ответственности.
Она не хотела отвечать за этих людей. Не хотела ни за кого нести ответственность. Впервые в жизни она желала побыть настоящей эгоисткой. Желала быть безрассудной. Мечтала вновь сесть на тот мотоцикл и подставить руки ветру. Мечтала спать по ночам, зная, что ей не причинят вреда. Хотела ощущать вкус жизни, которую ощутила всего несколько дней назад.
Громкий стук сердца отдавал в ушах, капля пота стекла по спине, а ладони стали липкими. Морана отвернулась к окну и посмотрела на открывающийся за ним вид, когда ее дыхание участилось, вырываясь из-под контроля под натиском всего, что на нее навалилось, утягивая в свою пучину.
Возможность сделать выбор, которую она так ценила всего несколько мгновений назад, стала удушающей. Она хотела сесть на заднюю часть сиденья мотоцикла, а не на место мотоциклиста. Морана не умела его водить, не знала, как управлять этим монстром, как направлять его. Она чувствовала, как близится к столкновению, ощущала неизбежное крушение от удара.
Ее дыхание стало прерывистым.
Морана не понимала свою реакцию, не могла понять свое тело. Чувствовала, будто вылезла из собственной кожи и наблюдала за всем со стороны с какой-то запоздалой реакцией.
Зрение по краям начала застилать чернота.
Грудь налилась свинцовой тяжестью, не давая дышать.
Полупустая кружка кофе выскользнула из внезапно ослабших пальцев, и Морана услышала звук разбившейся об пол посуды, даже почувствовала, как капли брызнули на ее голые ноги.
И все же ощущала оцепенение.
Уставилась в пространство, которое даже больше не видела.
Находилась в месте, которого больше не чувствовала.
Была переполнена кровью, стук которой больше не слышала.
Ее тело лишилось чувств, разум опустел. Темное, уродливое чувство поглотило Морану целиком, а она только билась внутри него, пока весь внешний мир ускользал от нее, с головокружительной скоростью близясь к столкновению.
Окружающие звуки слились в единый гул, в котором она пыталась разобраться, тщетно пыталась распознать их источник, утопая в поглощающем ее чувстве.
Мысли проносились в голове, но Морана не могла ухватиться ни за одну из них, а только вращалась в собственном разуме, пока не почувствовала головокружение. Она покачнулась всем телом, а уродливый монстр попытался вонзиться в ее плоть, поглотить ее, утащить за собой.
Она пыталась бороться.
Она билась.
Она кусалась.
Она царапалась.
Но он все равно вонзил в нее свои клыки, вытягивая все соки, пока давление в груди не стало предельным, будто она вот-вот взорвется и разлетится на миллион частиц, которые уже никогда не собрать воедино. Эти частицы навсегда затеряются в глубинах ее разума, в уродстве, в черноте, в пустоте, пытавшейся поглотить ее, словно черная дыра.
Пальцы сомкнулись вокруг ее горла.
Пожиравший ее монстр поднял голову.
Морана отбивалась от руки, крепко державшей ее за шею, впивалась ногтями во все, до чего могла достать, в попытке убежать от всего глубоко внутрь себя.
Ее запястья быстро оказались перехвачены одной рукой и заведены ей за спину, а та, что держала за шею, хорошенько тряхнула ее голову.
– Посмотри на меня.
Три слова проникли сквозь туман в голове.
Этот уверенный тембр.
Резкий тон.
Виски.
Грех.
Моране был знаком этот голос. Она знала этот баритон, отозвалась на слышимую в нем холодность. Она цеплялась за него, жадно глотая сочащийся в нем виски, позволяя ему стекать в горло и наполнять тело, согревать изнутри, пока ее сотрясала дрожь.
Темнота, застилавшая обзор, слегка рассеялась, отвратительное чувство, захватившее ее в плен, ослабило хватку.
– Дыши.
Она моргнула, пытаясь прогнать черноту.
Раз.
Два.
Чернота отступила, а за ней осталась…
Синева.
Чистый голубой цвет.
Бесподобный голубой цвет.
Морана устремилась к ней, к этой ослепительной голубизне, напоминавшей горящий сапфир, к темным зрачкам, которые расширились в этих голубых омутах, к напряженному, сосредоточенному на ней взгляду.
Она устремилась к ним, не смея моргнуть, чтобы не утонуть снова, не смея отвести взгляд, чтобы не потерять этот якорь.
Боже, как она замерзла.
Ужасно замерзла. До кончиков пальцев на руках и ногах. Морана чувствовала, как по спине бегут мурашки, но, как ни старалась, не могла прогнать лед.
Давление в груди усилилось.
– Дыши.
И вот что-то сильное, крепкое и теплое прижалось к ее груди, двигаясь в ритме, который помогал сдвинуть давящий на нее камень. Морана ухватилась за это, позволила себе сосредоточиться на ритме прикосновений и попыталась его повторить.
Нечто, что прижималось к ее груди, сжалось.
Морана вторила движению.
Вдох.
Первый поток воздуха, наполнивший легкие, едва не лишил ее сознания.
Жадно, неосознанно она вдыхала как можно больше воздуха, не сводя глаз со сверкающей голубизны. Она не узнавала себя в это мгновение, но узнала эти глаза.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
– Дыши.
Дыхание.
Она дышала.
Чернота, застилавшая все чувства, медленно отступала; прикасавшиеся к ней длинные пальцы монстра отпускали, отдалялись и исчезали по мере того, как ее физические ощущения и разум вновь объединяли свои силы. Тени отступили, возвращая ей прежде затуманенную ясность.
Постепенно, со временем она пришла в себя.
Постепенно, со временем начала осознавать окружающую обстановку.
Ощутила его присутствие.
Пока он удерживал ее.
Сковывал ее.
Окутывал ее.
Морана осознала, что все так же сидит на кухонном табурете, а ее ноги расставлены, чтобы он мог встать между ними. Осознала, что он намеренно прижался к ней всей верхней частью тела, чтобы она могла уловить каждый его вдох, могла подстроиться под ровный ритм дыхания и успокоить бешеное биение своего сердца. Она осознала, что одна из его крупных ладоней за запястья удерживает обе ее руки у нее за спиной крепкой, но не болезненной хваткой. От этого жеста он еще плотнее прижался к ее груди.
Мощная дрожь сотрясла все ее тело.
Пальцы на шее слегка сжались.
Внезапно Морана остро ощутила, что эта большая, грубая ладонь держит ее за горло.
Но не чувствовала из-за этого угрозы.
Даже притом что она видела, как Тристан Кейн душил людей этой самой рукой, точно так же держа их за горло, она посмотрела в его пылкие глаза и впервые не почувствовала угрозы.
Она ощущала себя защищенной.
В безопасности.
Неприкасаемой.
Чувство было для нее новым, и в этот момент слабости она позволила себе насладиться им.
Морана не помнила, как он здесь оказался и когда пришел. Все, что происходило между моментом, когда она пролила кофе, и этим мгновением, не запечатлелось в памяти.
Что с ней, черт возьми, произошло? Ей что-то подмешали в кофе?
Морана сразу же прогнала эту мысль. Она сама приготовила напиток.
Дело в чем-то другом.
Пока она пыталась осмыслить последние несколько минут и отдышаться, Тристан Кейн начал убирать руку от ее горла.
И монстр снова поднял свою уродливую голову.
– Нет.
Она не узнала собственный голос, не узнала слышимое в нем отчаяние и гортанно выкрикнутую потребность.
