Тогда забвение поглотило меня, и я наконец уснула.
Неотъемлемая часть работы лучшего друга состоит в том, чтобы в случае твоей смерти как можно скорее удалить историю с твоего компьютера.
Надпись на футболке
– Ты права. Как думаешь, нам позвать доктора?
Я пыталась сосредоточиться на голосе. Он был мужским и сильно напоминал голос дяди Боба. Но никак не получалось определить, откуда я его слышу. Затем раздался второй, и я попробовала сосредоточиться на нем.
– Да, конечно. Надо кого-нибудь позвать.
Слева от меня была Куки. Она держала меня за руку, и это было ужасно глупо – мы редко держимся за руки на людях. Мне хотелось прокомментировать это хотя бы взглядом, но веки будто кто-то склеил суперклеем. Проклятье. Я попробовала озвучить хоть что-нибудь из миллиона мыслей, но рот, похоже, постигла та же участь. Сразу после того, как туда напихали ваты.
Я нахмурилась и испустила совсем невнятный стон.
– Солнышко, это Куки. Ты в больнице.
– Мм-мм, – промычала я абсолютно серьезно.
Это просто нелепо. Я никогда в жизни не лежала в больнице, не плевала в потолок палаты с чудесным видом из окна или без него, но, насколько мне удавалось ощущать окружающее, подо мной, кажется, была кровать.
– Она очнулась? – услышала я голос моей сестры под аккомпанемент суетливого шума от вошедших в палату людей. – Чарли? – позвала она, и я еще сто раз попыталась открыть глаза или хоть что-нибудь сказать. Черт бы побрал изобретателя суперклея. – Что скажете? – снова спросила Джемма.
Меня так и подмывало высказать ей, что я думаю по поводу всей этой треклятой ситуации, но меня опередила медсестра:
– Швы выглядят хорошо. Операция прошла успешно. После курса физиотерапии она сможет пользоваться рукой не хуже, чем раньше.
Рукой? Что, черт бы их всех побрал, у меня с рукой?
Кто-то вышел, а вслед за ним и Джемма, сыпля вопросами.
– Привет, милая, – послышался голос дяди Боба, который я уже сегодня слышала. – Ты меня слышишь?
– Мм-мм.
Раздался смешок:
– Приму за положительный ответ.
Я подняла свободную руку и попыталась нащупать лицо. Его не было!
Куки направила мою руку левее и сказала:
– Вот тут.
Ох, слава богу. На мне было около килограмма бинта, и я слегка почувствовала себя идиоткой. Разве подобные штуковины не вышли из употребления еще в восьмидесятых? К тому же половина лица была заклеена. Наверняка не очень привлекательно.
Что, черт возьми, произошло? И тут я вспомнила.
– Боже мой! – пробормотала я и попыталась сесть.
– Нет, даже не думай, – произнес тот же голос, и я начала всерьез подозревать, что это и есть на самом деле дядя Боб.
– Уокер, – глухо просипела я.
– Ты расслышала? – спросил Диби. Наверное, у Куки. – Я тоже нет. – Затем наклонился ближе ко мне и спросил очень-очень громко, акцентируя каждый слог: – Ты хочешь попить?
Я подняла руку и на ощупь поискала его лицо.
– Я тут, рядом, – едва не проорал он.
Отыскав его физиономию, я накрыла ему рот рукой и прошипела:
– Ш-шш.
Куки хихикнула.
– Извини, – сказал Диби, беря меня за руку.
– Я ничего не вижу.
– Сейчас, у меня тут теплая вода. – Куки промокнула теплой влажной тряпкой мне веки и вытерла лицо. По крайней мере там, где не было повязки.
И мне наконец удалось открыть глаза.
Я поморгала и попыталась сфокусировать зрение. Справа был дядя Боб. Я подняла руку и снова потрогала его лицо. Темные усы кололись. Куки стояла слева и держала меня за руку, но я не смогла сжать ее ладонь.
– Рейес, – выдохнула я и посмотрела на дядю Боба.
– С ним все в порядке, милая, не переживай.
Раз так, то я и не стала. Несколько часов подряд я то засыпала, то просыпалась снова. Каждый раз, открывая глаза, я видела разных людей, сменяющих друг друга. Когда в конце концов я проснулась, не чувствуя себя так, будто на меня упал дом (ну ладно, я все еще чувствовала себя так, будто на меня упал дом, но на этот раз сумела продержаться дольше десяти секунд), в палате царил мрак, нарушаемый лишь мягким свечением мониторов рядом с кроватью. И никаких посетителей не было. Кроме Рейеса.
Я узнала его жар и силу. А открыв глаза, сразу его заметила. Он легко сидел на корточках на спинке стула в углу. Волны плаща скользили по полу, словно черный туман, наползали на стены, окружали приборы. Лицо скрывал капюшон, пока Рейес наблюдал за мной твердым пристальным взглядом.
– Ты как? – спросила я, борясь с никуда не девшейся ватой во рту.
Он спрыгнул на пол. Плащ словно поглощал сам себя, пока не успокоился ровными волнами у его ног. Рейес повернулся к окну и посмотрел на огни города. А может, на мусорные баки в переулке. Кто знает, что там было?
– Это моя вина.
Я сдвинула брови:
– Ничего подобного.
Он посмотрел на меня через плечо.
– Тебе нужно как можно скорее выяснить, на что ты способна. – Проницательный взгляд изучал меня с головы до ног.
Мне вдруг стало неловко. У меня на лице огромная дыра, а рука остро нуждается в какой-то там терапии. Судя по всему, Уокер разрезал сухожилия в руке и частично повредил их в ноге. Кстати об Уокере…
– Где он? – спросила я.
– Уокер?
Я кивнула.
– В этой же больнице.
Я чуть не подскочила от тревоги. Никогда в жизни я никого так не боялась – разве что самого Рейеса. Но от одного упоминания имени Уокера я готова была выскочить из кожи. Меня поедало чувство, будто он забрал у меня что-то очень ценное. Невинность. А может, заносчивость. Не важно.
– Больше он никому вреда не причинит.
Я не сомневалась: Рейес прав, но почему-то легче не становилось. Он подошел ко мне и провел пальцами по руке, которая, как я чувствовала, уже начинала исцеляться. Теперь я могла слегка пошевелить пальцами.
– Мне очень жаль.
– Рейес…
– Я и допустить не мог, что он зайдет так далеко, когда доберется до тебя.
Даже мысли застыли у меня в голове, и я осторожно отступила на шаг, образно выражаясь. Странно звучит, знаю.
– О чем ты говоришь?
– Я знал, что он что-нибудь предпримет, – проговорил Рейес, с сожалением закрыв глаза. – Но чтобы такое? И я был связан…
– Что значит «когда доберется до тебя»? – Он посмотрел в пол, и, как битой по затылку, меня осенило. – Господи, иногда до меня так туго доходит, что сама себе поражаюсь.
– Датч, если бы я только знал…
– Ты меня подставил.
Опустив голову, он отошел от меня.
– Я была приманкой. Как же можно быть таким тормозом? – Я попыталась сесть, но боль пронзила руку. И ребра. И ногу. И, что странно, лицо. Еще слишком рано даже для меня.
